Красный снег - [86]

— Здешний телеграфист, — представил Фофа.

— Знаю, — сказал блондин, вытащил из карманчика плоский литой портсигар и закурил.

— Чего дичишься? — спросил, подходя к растерянному Пашке, Фофа. — Это наш благодетель Николай Карлович… Видишь, меня, оказывается, незаконно ограничивали на службе в Казаринке. Совет конфисковал шахтную собственность, не имея на то никакого права. Николай Карлович приехал, чтобы разъяснить зарвавшимся советчикам, что они могут, а чего не могут…

Пашка слушал, не понимая, зачем обо всем этом говорит Фофа. По тому, как были плотно прикрыты ставни, прикручен фитиль лампы, можно догадаться, что сидящие в Калистином доме не очень-то хотели, чтобы их обнаружили «зарвавшиеся советчики».

— Шел мимо, — пробормотал Пашка, — решил через Калисту Ивановну сообщить, что на станции все ладно…

— А почему через Калисту Ивановну? — быстро спросил Дитрих, в упор глядя на растерявшегося Пашку.

— Она-то уж должна была знать про Феофана Юрьевича… человек ей известный…

— Еще что вы хотели сообщить?

Пашка опустил глаза. От страха ему сводило лопатки. Он проклинал ту минуту, когда подумал зайти сюда.

— Ничего, — выдавил из себя Пашка, а затем торопливо добавил: — Вишняков, правда, выехал на Доброрадовку… После его отъезда дежурный по Дебальцеву передал, — бойко соврал Пашка, — что путь на Громки закрывается до утра.

— Все они закрывают, закрывают! — насмешливо произнес Фофа, зевая.

Дитрих остановил его, заметив Пашкину растерянность:

— Никаких сообщений о дрезине не было?

— Не было, — твердо ответил Пашка, понимая, что только такая твердость могла освободить его от дальнейших расспросов.

— Да, да, — согласился Фофа, поддерживая Пашку потому, что ему хотелось продолжить прерванный разговор о самоуправстве Казаринского Совета и, вероятно, что-то выведать у Дитриха о своей дальнейшей судьбе. — Генерал Каледин объявил военное положение, но они и ухом не ведут. Есть власть, и нет власти. А нам что делать? — склонился он к Дитриху.

Дитрих не ответил. Острый взгляд его светлых безжизненных глаз то ожидал чего-то, то требовал, то вдруг становился пренебрежительно-холодным. Пашка удивлялся как это он терпел коротконогого, склоняющего голову к плечу Фофу, когда тот спрашивал и прислушивался к ответам. Фофа напоминал муху с раздавшимся брюшком, которую обязательно надо прогнать или прихлопнуть, иначе она не даст покоя.

В комнату вошла Калиста Ивановна. Она угодливо накрывала на стол, боясь сделать что-то не так. «К барам ее тянет, как сороку к охотнику. Дождется, пока хвост отобьют», — зло подумал Пашка, досадуя, что она затащила его в дом.

Сели за стол.

— Что ж будет дальше? — настаивал Фофа, выпив и закусив жареным картофелем.

Пашке послышалось, будто заскрипела ставня. Он выпрямился, настороженно прислушиваясь.

— Вы кого-то ждете? — заметил это движение Дитрих.

— Ставня на кухонном окне скрипит, — ответила за Пашку Калиста Ивановна. — Крючка нет, ветер качает… Может, нам лучше уехать отсюда? — спросила она осторожно.

— Уезжайте.

— А куда вы посоветуете?

В широко открытых ее глазах было глупое ожидание, «Дура несусветная, — подумал о ней Пашка, видя равнодушно жующего Дитриха. — И я ведь не лучше: сижу неизвестно зачем».

— Россия — большая, — сказал Дитрих. — В Петрограде хозяйничают большевики. А в Крыму, на Кавказе, на Украине, на Дону образовались свои правительства.

— Что делается! — покачал плешивой головой Фофа.

— Вы о чем? — спросил Дитрих.

— О разделении России…

— Надо, как они говорят, разъединиться, чтобы потом объединиться.

— Страшно, Николай Карлович…

«А ведь мелок, — подумал о Фофе Пашка. — Сдуру я испугался его, когда увидел в окне Трофимового дома. Захочет выехать на телеге в степь — непременно должен бросить вожжи, не то и сам заплутает, и коней погубит…»

— Люди, причастные к промышленности, должны взять власть в свои руки.

— Не взяли, — сказал Дитрих и потянулся к рюмке.

— Может быть, теперь это сделают?

— Нет. Власть у таких, как Вишняков. Они не намерены ее отдавать, — сказал Дитрих и выпил.

— Что же нам делать?..

Наступило молчание. Калиста Ивановна растерянно следила за Фофой. «Так тебе и надо, — подумал Пашка. — Жарила-парила, ожидала, что приезжие дадут маршрутный лист — езжай и не сомневайся. А они и сами не знают, как быть…» Раздражение на Калисту притупило внимание, Пашка перестал прислушиваться к шумам за окном.

Кухонная ставня скрипнула, заставив Пашку вздрогнуть.

— Пойду я, должно, — сказал он, поднимаясь.

— Посидите еще немного, — остановила Калиста Ивановна.

«А будь ты проклята!» — с ненавистью метнул на нее взгляд Пашка, но подчинился и сел. Ему показалось, будто глаза Дитриха насмешливо сузились.

— Времена меняются, — сказал Дитрих. — Сегодня — одно, завтра — другое, надо быть внимательным к переменам.

«Говорит, словно главного козыря кидает», — подумал Пашка.

Тут же он услышал стук в ставню. Через несколько секунд стук повторился…

— Кто-то к нам, — вопросительно посмотрев на Фофу, сказала Калиста Ивановна.

— Осторожно, зря кого не пускай, — предупредил Фофа.

Калиста Ивановна вышла. «Вот оно как…» — неизвестно о чем подумал Пашка, заметив, как на него выжидательно уставился Дитрих. Минуты тянулись медленно. «Не лучше ли сказать про дрезину? — все больше терялся Пашка. — Все равно ведь легко не отпустят…»