Красный снег - [74]

— Выпей за здоровье новой власти, она и поправится, — сказал Кузьма, не желая продолжать разговор с Петровым.

Он внимательно оглядел двор. Никогда столько народу не собиралось на работу. Военнопленные, бабы, детишки… «Гляди, прискачет Черенков, прихлопнет всех сразу», — подумал Кузьма.

Появился Фатех. Лицо его заросло черной бородой, глаза смотрели скорбно.

Петрову — как на похмелье рюмка водки. Заорал опять:

— Видишь, обмороженного подняли!

— Не поднял, — тихо возразил Фатех. — Сама я… плохо лежать сама…

— Тьфу вас, чертей иноверных! — выругался Петров.

— Чего тьфукаешь! — строго взяла его за рукав Алена. — Ну-ка, посторонись!

— Тебя тож принесло!

— Меня принесло — тебя отнесет! — оттолкнула его Алена.

— Вдоль путей клади! — хрипло вскричал нашумевшийся за день Алимов. — Два шаг меряй — клади!..

В черной от въевшегося угля шахтерке, подпоясанной веревкой, с запухшими от недосыпания раскосыми глазами, он неутомимо бегал от группы к группе, словно боясь, что его кто-то не послушает и уйдет.

Покрепчавший мороз разогнал облака. Самые стойкие держались на небе белыми полосами, не мешая низкому солнцу. Снег искрился под косыми лучами, словно битое стекло. Лопаты ударили со всех сторон в завалы угля, и мелкая пыль, слегка поднявшись над головами, причернила снежную свежесть. Белое поле становилось серым. Да возле «живой» шахты как-то и непревычно видеть снег белым.

Сутолов, вернувшись из новой разведки в Лесную, зашел в Совет, чтобы повидать Вишнякова. Одет он был во все походное, туго подпоясан ремнем, шагал быстро, размеренно, по-армейски, пробуждая у встречных беспокойные мысли о военной опасности, о том, что не ровен час всем придется бросать шахту и привыкать к строевой службе.

— Здоров, командир! — приветствовал его Вишняков, отодвигая листик бумаги, на котором огрызком карандаша только что записывал возможные при разговоре с Дитрихом и Фофой вопросы.

— Здоров, председатель! — ответил Сутолов, остановившись у двери. — Что там за шум на шахте?..

— Лиликов позвал людей отвалы перелопачивать.

— Нашел время баловаться отвалами…

Сказал он это, не скрывая неодобрения. Медленно подошел к столу, на ходу отпуская ремень. «А ведь он здесь ни к чему, если капиталисты явятся, — подумал Вишняков, следя за его важной походкой. — Заругает их и меня опередит…»

— Говори, что там, на Лесной! — спросил он, стараясь настроить Сутолова на короткий доклад.

— Что ж на Лесной, сейчас ни одной души не осталось.

Вишняков быстро поглядывал то на небритое лицо Сутолова, то на неловкие, застывшие на морозе пальцы, расстегивающие ремень. «Сказать или не сказать про капиталистов?» — гадал он, зная, что Сутолов сразу воспротивится их приему.

— Чего ж, после одного выстрела он так и ушел? — спросил Вишняков еще раз о Черенкове.

— Выходит, так.

— Чего же он полез на Лесную такими малыми силами?

— Мне это неизвестно, поговорить с ним не удалось, — сказал Сутолов, краснея от обиды. — Известно стало, что не забывает он про Лесную. Стало быть, она у него на первой очереди. А потом пойдут другие поселки. Штаб его тоже про что-то думает и мечтает. Угольных отвалов ему перелопачивать не надо.

— Это мы знаем! — оборвал его Вишняков. — У него — одно, у нас — другое. Откуда, с какой стороны, Черенков мог выйти на Лесную?

— Все стороны ему открыты, — угрюмо ответил Сутолов. — Может, нам надо выставить усиленные посты на Лесной и на Громках. Но вы ж всё в мирное время играете.

— Лесную Трифелов должен охранять.

— А Громки? — с укором спросил Сутолов.

— Громки — паши, — согласился Вишняков. — Но идти на Громки ему нечего, не побывав в Казаринке.

Этот случай Вишняковым уже давно был обдуман. Своим упорством Сутолов только убеждал его в правоте Лиликова — надо принять капиталистов. Черенков пугает палетами, а эти уже берут за горло. С этими посложнее, чем с Черенковым.

— Возьми вот, — подал он Сутолову письмо Артема, — из Дебальцева гонец привез…

Сутолов медленно читал.

— На шахте трудности не только с добычей, но и с вывозом угля, — говорил Вишняков, не ожидая, пока Сутолов прочтет. — Сбыта угля и платежей нет… Задумал я, — продолжал он, умолчав о Лиликове, — поговорить начистоту с бывшими владельцами рудника.

— С кем это? — спросил Сутолов.

— Фофу ожидаю, а вместе с ним акционера-директора Дитриха.

— Здесь ожидаешь? — недоверчиво спросил Сутолов.

— Здесь, — ответил Вишняков, будто речь шла о чем-то обычном. — Скоро они должны явиться, так что тебе, наверное, уходить надо.

— Мне тож любопытно, — вздернул голову Сутолов.

— Не скоморошья свадьба, чтоб любопытствовать. Разведки с тебя хватит. Подумай, как посты расставить.

— Интересно мне, — настаивал Сутолов, бледнея, — о чем ты с ними поведешь разговор.

Вишняков пожал плечами.

— Возьми, почитай, — протянул он ему лист бумаги с вопросами для переговоров, — об этом пойдет речь.

Прочитав, Сутолов вернул бумагу.

— Гляди, Архип, — предупредил он мрачно, — не нравится мне все это. Мы в разных окопах. Они в нас стреляют, а мы в них должны стрелять. Разговоров между нами быть не может и не должно.

Взгляды их встретились. Вишняков не отвернулся, выдержал.

— Иди, — сказал он, — мне они тоже не радость. Не каждый окоп стреляет, иной, бывает, затихает на час. Не каждый узел разрубается шашкой, над иным надо и посопеть, авось веревочка цела останется для хозяйства…