Красный снег - [52]
— Твоему слову не поверю, хоть ты тут икону целуй!..
Филя сробел. Все в Казаринке знали, что Гришка Сутолов когда-то дневал и ночевал в кабаке. Поди докажи Петру Сутолову, что связи между ними не было. Сутоловы все балашманные, лучше с ними не связываться. У Петра теперь власть, подведет под тюрьму-каторгу. Оправданий слушать не захочет. Права голоса Филя не имеет. Кабак закрыли. Теперь-то им, возможно, деньги понадобятся… У них-то ни копья, только обещают людям зарплату. Кабатчика можно пограбить, у кабатчика есть. А чтоб легче с ним было договориться — в тюрьму его за связь с Гришкой…
Вернувшись домой, Филя немедленно собрался в дорогу. «Уходить надо поскорее…» — решил он твердо.
На улице встретился Пашка. «Ничего, с ним удобнее выбираться из поселка — никто не прицепится с расспросами…»
— Куда собрался? — спросил Пашка.
— Мое дело — знай ходи, — неопределенно ответил Филя.
Пашке было все равно, куда направляется Филя. Ему главное, чтоб не скучно было идти на Громки.
— Давай топай, — сказал он, зашагав вперед. — Про Гришку Сутолова слыхал? Нет Гришки…
Филя промолчал.
— Вот и посуди, что такое законная власть, а что анархия!.. Вышняков мне все доказывал, будто законная власть легче для человека, чем анархия. А какая разница? У кого пушка в руках, тот и закон. Прицелился, гахнул — и лети на небо, рассуждай, какая тебе власть больше по душе.
— Начинается заваруха, — осторожно заметил Филя.
— Какая заваруха? Война, — пророчески просто сказал Пашка.
— Кто с кем?
— Ну вот Сутолов с Сутоловым.
— М-мда, — сдержанно промычал Филя.
Он опасался Пашки: этот всего наговорит, но и сам кому угодно может рассказать о чужом, потаенном. Для него как будто не существовало границ дозволенного и недозволенного. Как получится, так и будет. Пашка, наверное, считал, если сам он весь на виду, значит, и все должны быть такими же. Никаких секретов не должно существовать. Не зря болтает про анархию.
— Скажу я тебе, — произнес Пашка с непонятным восторгом, — скоро такой ералаш начнется, что и подумать страшно!
— Ты-то чему радуешься?
— Так, интересно.
— Мне вон торговлю запретили…
— Какое такое право они имеют запретить твою торговлю? — опять оживленно заговорил Пашка. — Людям надо — продавай. А почему следует запрещать то, что людям надо?
— Не знаю…
Филя слушал рассуждения Пашки, не теряя из виду дороги — не появится ли на ней кто? Окраинные хаты Казаринки остались позади. Впереди была чуть заметная полоса санного пути и необъятно широкая заснеженная степь. «К Громкам не пойду, чего там делать, — решил Филя. — Еще с версту потопаем — там поворот на Чернухино. Схожу к Надежде, у нее неделю побуду, пока позабудется этот проклятый Гришка…»
— Ничего у них не получится с этой властью, — не умолкал Пашка. — Люди — они все за такую власть, чтоб им не мешала. А потом — финансы. Нет ни одного человека, кто бы их умел считать. Забавно, конечно, глядеть, как Вишняков кабак запрещает. У забавы век короток. А дальше как? Да, может, от кабака тебе, дураку, прибыль была бы? Тут государственный ум нужен!
Филя настороженно опустил голову. «И эта балда про доход от кабака говорит. Значит, слышал где-то такой разговор…»
— Тебе-то никакая власть не помешает до баб ходить, — сказал он зло, чтобы остановить Пашку.
— О финансах не хочешь говорить, давай о бабах, — засмеялся Пашка. — Ты тож не святой: по Надежде мы будто свояки…
— С Надеждой у меня коммерция.
— Знаем мы эту коммерцию!
«Вот ведь прицепился!» — подумал Филя, стараясь не пропустить поворот к неглубокой балке, где проходила дорога на Чернухино.
— А она, гляди, с Черенковым милуется, — не унимался Пашка. — Явишься, а новый полюбовничек тебя в холодную!
— Плетешь глупое! — отмахнулся Филя.
Он презирал его, как все деловые люди, за болтливость и леность, за то, что Пашка держался независимо и старался доказать перед ним свое превосходство.
— Гляди, выручать некому!
— Нужен ты мне! — зло произнес Филя и повернул в сторону.
— Привет передавай! — крикнул вдогонку Пашка.
«Кобель шелудивый!..» — любовал Филя, бредя по снежной целине, не выбирая дороги, лишь бы поскорее удалиться от Пашки,
А Пашка был рад — немного развеселился с Филей. Калиста Ивановна нагнала на него тоску. Никогда он не допускал, чтоб его неволили. А эта как-то сумела принудить ходить к ней, когда и не хотелось, выслушивать всякую ерунду о совместной жизни. Нашла время тешиться мечтами о совместной жизни. Или и вправду на Фофу потеряла надежду? Не может быть… Фофа где-то недалеко, он еще вернется…
Распахнув жаркую шинельку, Пашка размашисто шагал к станции. Тишина его успокаивала. В дневное время никто не потревожит. Можно будет поспать. А вечером в Казаринку он не вернется — хватит Калистиных вздохов, — а махнет к путевому мастеру на «тридцатую версту», к его дочке Стеше. Давно бы пора с ней любовь закрутить! Хороша! Стройная, гибкая, под глазом родинка, будто нарочно поставленная, чтобы придать ее чистому лицу выражение смутной тревоги. Строга, правда, даже сердитая. Кто ж на той «тридцатой версте» научит ее доброте: один дом, как одичавший гусь, на безлюдном лугу, за дверь вышел — иди с зайцами хороводы води, не с кем словом перекинуться.
Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…
Командир партизанского отряда имени К. Е. Ворошилова, а с 1943 года — командир 99-й имени Д. Г. Гуляева бригады, действовавшей в Минской, Пинской и Брестской областях, рассказывает главным образом о женщинах, с оружием в руках боровшихся против немецко-фашистских захватчиков. Это — одно из немногих произведенной о подвигах женщин на войне. Впервые книга вышла в 1980 году в Воениздате. Для настоящего издания она переработана.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга украинского писателя Миколы Олейника «Жилюки» состоит из трех романов, прослеживающих судьбы членов одной крестьянской семьи. Первая книга — «Великая Глуша» знакомит с жизнью и бытом трудящихся Западной Украины в условиях буржуазной Польши. О вероломном нападении фашистской Германии на Волынь и Полесье, о партизанской борьбе, о жителях не покорившейся врагам Великой Глуши — вторая книга трилогии «Кровь за кровь». Роман «Суд людской» завершает рассказ о людях Полесья, возрождающих из пепла свое село.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.