Красный снег - [29]
— Это девки верят, когда им постоялые жениться обещают.
— Возьму — на кресте поклянусь.
— Куда? В казарму?
— Не век, говорю, в казарме, — упрямо подступал к ней сотник.
— Когда же у вас служба кончится? — выпытывала Катерина.
— Может, через неделю выходить будем… Ждем приказа полковника… От Каледина сюда отряд придет — земля эта не наша.
— Когда приказ об отступлении будет?
— Ждем, — зашептал он. — У меня есть фаэтон, посажу тебя, и прощай Казаринка! Правду говорю, не обманываю…
Он пытался обнять и придвинуть ее к кровати.
— Глянь, страсти какие! — увернулась Катерина. — Сапоги хоть сыми, постель у меня чистая… Обожди меня.
Она выскочила на улицу и побежала к маркшейдерскому дому, куда недавно перешел Совет. Впереди, в морозных кругах, светился месяц, лицо обжигал ветер, под ногами скрипел подсушенный морозом снег.
Вишняков встретил ее вопросительным взглядом, в котором Катерина не отыскала для себя ни одной ласковой крупинки. Сев на пожелтевший плетеный стул, она только теперь подумала, как дорог ей этот голубоглазый человек с исхудавшим лицом и побитыми сединой кудрями.
— Выступать собираются, — сказала она, пригибая голову под его взглядом. — Ждут приказа полковника. От Каледина сюда отряд должен прийти. Выходит, не ихняя это земля. Нет у них мысли хозяйничать на ней и выступать против шахтеров…
Катерина медленно подняла голову. Вишняков глядел на нее дико расширившимися глазами. «О чем подумал, сердешный…» — пронеслось у нее.
— Перед тобой нет моей вины, — прошептала она и направилась к двери.
— Он где сейчас?
— Ждет меня, — не поворачиваясь ответила Катерина.
Вишняков подскочил к ней, схватил за плечи, повернул к себе. Глаза ее захлебнулись слезами. Катерина вырвалась из его рук и сказала, гордо подняв голову:
— На кой вы мне все сдались!..
И ушла, стукнув дверью.
7
Слух о конной разведке, виденной Фатехом возле Чернухинского леса, быстро разнесся по Казаринке. Долго не гадая, решили, что это разведка есаула Черенкова. Скоро, стало быть, надо ждать и его самого.
В шахтерских домах поселилась тревога.
Арина Паргина, втиснувшись в угол, под образа, читала молитву:
— «Разбойника благоразумного во единем часе раеви сподобил еси, господи; и меня древом крестным просвяти и спаси…»
Арина боялась казаков: в пятом году они засекли кнутами отца.
Паргин, сгорбленный и подслеповатый, косился на жену и иногда спрашивал:
— Что читаешь?
— Ексапостоларий, читаемый на каноне утрени великой пятницы, — отвечала Арина, не отрывая впалых глаз от образа Николая-угодника и не поворачиваясь к мужу.
Паргин нахмурился.
— Второзаконие читай, — сказал он, насмешливо глядя на истово молящуюся жену, — о казни брата за непоклонение богу Иегове.
— Спаси тебя, господи, — шептала Арина.
— Что сказано в тридцатой главе? — настаивал Паргин. — Зарежь брата, жену, детей… Есаул Черенков в точности все соблюдает. Как пророк Илья зарезал четыреста жрецов бога Ваала финикийского, так и он в Макеевке зарубил и повесил чуток побольше.
— «Господи, — шептала Арина, чтоб не слышать мужа, — и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим…»
Вошел Миха. Шмыгнул взмокревшим на холоде носом, боязливо посмотрев на молящуюся мать.
— Чего? — спросил Паргин.
— На смену тебя зовут.
— Вот и конец молениям, — сказал Паргин и начал молча переодеваться в спецовку.
Миха тихо рассказывал ему новости:
— Вагоны под уголь ремонтируют… Состав из Дебальцева обещают… Будут бригаду собирать по заготовке леса… Лиликов обещал получку — из Петербурха идут деньги. А на вывозку леса возьмут всех, у кого руки-ноги есть…
— Много навезут. — Паргин, покряхтывая, наматывал портянки под чуни. — А про разведку что?
— Не все верят. Пашку спрашивали, нет ли у него вестей. Пашка отвечал: никаких вестей не слышно… Пленные, однако, волнуются. Старший ихний уговаривает повесить на бараках белые хлаги… Можно, я к ним побегу?
— Мать не велит.
Арина, занятая молитвой, не слышала их. Паргин поднял голову, повел бровью — иди потихоньку. Миха мигом выскользнул за дверь. Арина повернулась, когда из открытой двери потянуло холодом и зимним паром.
— Опять подался? — спросила она устало, не отойдя еще от разговоров с богом.
— Чего ему, ноги быстрые, — с ласковой усмешкой сказал Паргин. — На смену вот зовут.
— Зовут, да не платят.
— Ничего, Миха, слышала, говорил про получку.
— На бумаге пишут. Печатку Фофа увез…
— Сама называла Архипа заместо Фофы. Он и без печатки сможет.
Взяв в котомку несколько вареных картошек, кусок хлеба и соль, Паргин вышел.
В нарядной шумели:
Разведка неспроста — жди скоро гостя.
— Пироги бабам пора заказывать. Сказывали, Черенков пироги любит.
— Узнаешь еще, что он любит.
— Не пугай! Тоже не больно храбрый, если без разведки боится пожаловать.
— Военный человек без разведки не ходит. Привычка такая. А у нас, как при мирном времени, тишина.
— Вишняков все надеется…
— На кого надеется?
— На бога. Не зря его Арина-богомолка крикнула в Совет.
— А тебе работу бы оставить, в степь выйти — Черенкова выглядывать?
— В засаде оно лучше, чем в забое…
Паргин молча прошел к наклонному стволу. Черт-те как оно с этим Вишняковым? Умен будто. Но чудно, что настаивает на добыче, а про войну будто и не думает.
Впервые хирург Владислав Тобильский встретился с Оришей Гай летом 1942 года в лагере военнопленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вадим Михайлович Белов (1890–1930-e), подпоручик царской армии, сотрудник журналов «Нива», «Солнце России», газет «Биржевые ведомости», «Рижский курьер» и др. изданий, автор книг «Лицо войны. Записки офицера» (1915), «Кровью и железом: Впечатления офицера-участника» (1915) и «Разумейте языцы» (1916).
Книга украинского писателя Миколы Олейника «Жилюки» состоит из трех романов, прослеживающих судьбы членов одной крестьянской семьи. Первая книга — «Великая Глуша» знакомит с жизнью и бытом трудящихся Западной Украины в условиях буржуазной Польши. О вероломном нападении фашистской Германии на Волынь и Полесье, о партизанской борьбе, о жителях не покорившейся врагам Великой Глуши — вторая книга трилогии «Кровь за кровь». Роман «Суд людской» завершает рассказ о людях Полесья, возрождающих из пепла свое село.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.