Красный ошейник - [30]

– А вам-то что?

– Мне ничего. Но мы говорим о вас. Ваше дело потеряет одного из своих сторонников. Вы сделаете свой единственный выстрел, никого не задев, и ваше пресловутое дело не продвинется ни на йоту.

– Если вы приговорите меня, народ взбунтуется.

– Вы так думаете? Вы рассмешили людей, это понятно. Но сколько из тех, кто вам аплодировал, станут защищать вас с оружием в руках? Если бы не ваш поступок, те же самые люди шумно приветствовали бы торжественное шествие. Народ, который вы так возвеличиваете, устал сражаться, пусть даже против войны. И вскоре вы увидите, с каким безразличием они станут проходить мимо памятников павшим.

– Революция свершится.

– Предположим, вы правы и она необходима. Но как, по вашему мнению, можно свергнуть существующий порядок? Навешивая орденский знак своему псу перед префектом?

В тоне Лантье не было презрения. И потому оскорбление было особенно жгучим.

– Я верю в личный пример, – ответил Морлак не слишком убежденно.

Щеки его раскраснелись, от бесчестья или от гнева, как знать. Следователь выдержал длинную паузу. Было слышно, как по брусчатке площади процокала лошадь, и вновь воцарилась тишина.

– Давайте поговорим серьезно. Позвольте, я скажу вам, почему вы совершили этот поступок и отчего желаете собственной гибели.

– Слушаю вас.

– После выздоровления вас эвакуировали в Париж. Вы провели там несколько месяцев, при этом не работая. Вам было достаточно пособия. На протяжении этого времени вам неоднократно предоставлялась возможность войти в контакт с революционерами-активистами. Вы этого не сделали. Если бы вы в самом деле были так увлечены революцией, то, надо думать, использовали бы пребывание в столице, чтобы присоединиться к ним.

– Откуда вы знаете?

– Это просто. Когда мне поручили заняться вашим делом, то из генштаба переслали ваше досье. Полиция довольно старательно отслеживала ветеранов, которые воевали на Восточном фронте. Ваша дружба с русскими солдатами, представьте себе, не осталась незамеченной. Соответствующие службы удостоверили, что по возвращении вы не имели подозрительных контактов.

Морлак пожал плечами, но ничего не возразил.

– Вы прибыли сюда пятнадцатого июня. Остановились у вдовы, которая сдает комнаты. Вели себя очень тихо. Вы даже не заехали к вашему зятю, который теперь заправляет вашей семейной фермой.

– Я его недолюбливаю, и он платит мне тем же. Он лодырь и нечист на руку.

– Я вас не осуждаю. Таковы факты. Зато вы часто отправлялись повидать своего сына.

Удар был нанесен неожиданно, и Морлак не сумел скрыть удивления.

– Вы украдкой наблюдали за ним. Однажды вы заговорили с ним, и мальчик испугался. Позже вы все же вернулись, но вели себя уже более благоразумно.

– Ну и что? Это не преступление.

– А кто говорит о преступлении? Повторяю, я вас не осуждаю. Я пытаюсь понять.

– Да что тут понимать? Это мой сын, мне хотелось его видеть, и все тут.

– Разумеется. Но отчего бы не повидать его мать?

– Тут все непросто.

– Отлично сказано! Видите ли, Морлак, вы умный человек, но боюсь, что в данном случае, как и во многих других, вы сами себя обманываете.

Лантье поднялся со стула и распахнул окно. Решетки на нем не было, и стоявший снаружи Дюжё подошел поближе, чтобы посмотреть, что происходит. Следователь знаком велел ему отойти и оперся на подоконник, оглядывая площадь. Вильгельм, сидевший на прежнем месте, встал на задние лапы.

– Вы весьма несправедливы к этому бедному псу, – задумчиво произнес Лантье. – Вы сердитесь на него за его верность. Утверждаете, что это свойство неразумного животного. Но оно присуще всем нам, и вам первому. – Он повернулся к Морлаку. – На самом деле, вы очень высоко цените это качество, а потому и не простили Валентине недостаток верности. Вы самый верный человек из всех, кого я знаю. Доказательство: вы не отказались от своей любви. Вы ведь вернулись сюда из-за нее, так?

Морлак пожал плечами, не поднимая глаз.

– Мне кажется, что истинное отличие человека от животного, – продолжал следователь, – вовсе не верность. Это другое, наиболее человеческое качество, которое является и человеческим недостатком. Оно вам присуще.

– Какое?

– Гордость.

Лантье попал в точку, и сломленный приведенными доказательствами бывший солдат утратил уверенность.

– Вы предпочли наказать ее и себя самого, устроив у нее на глазах сцену с мнимым бунтом, вместо того чтобы поговорить с ней и узнать правду.

– Это был не мнимый бунт.

– Во всяком случае, это была акция, рассчитанная на нее. Вы ведь обращались именно к ней.

Морлак хотел было возразить, но поскольку Лантье упомянул о гордости, то ограничился нейтральным замечанием:

– Тем лучше, если до нее дошло, что я хотел этим сказать.

– К сожалению, вы не слышали ее ответа.

С соседнего двора донеслись детские крики. В жарком недвижном воздухе, похоже, были слышны лишь отчетливые звуки вроде звона колоколов, отбивавших каждые четверть часа.

– В любом случае, – твердо заключил Лантье, – я не стану участвовать в вашей провокации. От меня ждут, чтобы я наказал вас, теперь я знаю, какую кару я выберу. Она нанесет наибольший урон вашей гордости. Вы сами увидите и услышите. Услышите все, чтобы полностью осознать свою ошибку. Это и будет вашим приговором. Но имейте в виду, я не допущу никаких уверток.