Красный ошейник - [29]

– Оставим эту тему. Уверен, это долгий разговор.

Он развернулся и пристально взглянул на заключенного.

– Я лишь хотел, чтобы было ясно. Мы исповедуем разные ценности, мы верим в разные идеалы. Но мы оба, и вы и я, – мы солдаты.

– Как скажете. И что?

– А то, что, как мне кажется, сделанное вами, то, за что я должен вас судить, с точки зрения вашей борьбы является ошибкой.

Морлак явно удивился.

– Ошибкой и, если позволите, слабостью. Ваш поступок никак не соответствует тому сражению, которое вы ведете и которое, напомню вам, не мое сражение.

– Я не понимаю, о чем вы.

– Не понимаете. Ну ладно, вернемся к фактам. – Лантье сел и открыл лежавшую на столе папку. – «Четырнадцатого июля тысяча девятьсот девятнадцатого года, – прочел он, – в половине девятого утра, когда готовилось шествие по бульвару Дантона, Жак Морлак подошел к официальной трибуне, где рядом с господином Эмилем Леганером, префектом департамента, уже заняли места должностные лица. Вышеназванный Морлак – ветеран войны, выходец из крестьянской семьи, пользующейся уважением в здешних местах. Учитывая его ранения и орден Почетного легиона за боевые заслуги, жандарм, несший караул возле официальной трибуны, не счел возможным ему препятствовать».

Морлак пожал плечами. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль.

– «Приблизившись к господину префекту, вышеупомянутый Морлак остановился менее чем в трех шагах от официальной трибуны. Среди почетных гостей воцарилось молчание. Вышеназванный Морлак громко обратился к властям. Он назвал свое имя и воинское звание…»

Лантье поднял глаза, чтобы удостовериться, что заключенный его слушает.

– «…и без запинок произнес следующую речь, видимо заранее обдуманную и выученную наизусть: „За образцовое поведение на Восточном фронте присутствующий здесь рядовой Вильгельм, не побоявшийся атаковать болгарского солдата, между тем имевшего мирные намерения, заслуживает самого высокого признания Отечества“».

На лице Морлака появилась грустная улыбка.

– «Затем, взяв орденский крест, вышеназванный Морлак добавил следующее: „Рядовой Вильгельм, именем президента Республики объявляю вас членом ордена позора, который вознаграждает слепое насилие, подчинение мощным и наиболее зверским инстинктам. Отныне вы кавалер ордена Почетного легиона“.

Прицепив орденский крест к ошейнику своей собаки, он отдал честь и развернулся, чтобы присоединиться к шествию. В этот момент первые колонны уже приблизились к трибуне. Вышеназванный Морлак двинулся во главе колонны, а перед ним шла его собака с нелепым украшением».

Вильгельм в глубине площади, будто расслышав, что назвали его имя, дважды слабо тявкнул.

– «До толпившихся перед трибуной людей вдруг дошел смысл этой провокации, и они разразились смехом и шутками. Послышались возгласы „Долой войну!“ Раздались аплодисменты. Все случилось так быстро, что стоявший на посту жандарм, не слышавший речи вышеназванного Морлака, не мог своевременно положить конец публичному оскорблению, которое тот пытался нанести властям. Лишь старший сержант Габар, стоявший на посту, удаленном от трибуны, при нелепом проходе вышеназванного Морлака и его собаки в красном ошейнике произвел задержание. Эти, хотя и законные, действия пробудили в толпе враждебную реакцию. Габара забросали камнями, он получил легкое ранение в висок. Префект приказал разогнать толпу. Пришлось прибегнуть к помощи военных, которые были в полном парадном облачении, так как готовились к торжественному шествию. Церемония была скомкана, и в этом году мы не смогли почтить память погибших за Отечество».

Лантье выпрямился и оттолкнул от себя папку.

– Вы хотите, чтобы я подписал это? – спросил Морлак все с той же усталой усмешкой.

– Вы представляете, чем для вас может обернуться подобный поступок?

– Да какая разница… если хотите, велите меня расстрелять.

– Война уже закончена, и приговоры ныне не столь суровы. Однако наиболее вероятным вариантом является ссылка.

– Так отправьте меня на каторгу. Я готов.

– Да, вы готовы и даже желаете этого, я понял. Я сразу это понял. Вы отказались от предложенных мною объяснений вашего поступка, которые уменьшили бы вашу вину и могли бы смягчить приговор. Давайте поговорим об этом. Отчего вы хотите, чтобы вам вынесли приговор? Вы действительно верите, что это послужит вашему делу?

– Все, что усиливает в народе отвращение к войне, служит тому, за что я, как вы утверждаете, выступаю. Если так называемые герои откажутся от отвратительных почестей, раздаваемых теми, кто организовал эту бойню, мы прекратим праздновать так называемую победу. Единственно стоящая победа – это победа над войной, против капиталистов, которые хотели этой войны.

Следователь поднялся, обошел стол и сел на стул напротив Морлака. Их колени почти соприкасались.

– Вы настолько в этом уверены? – с улыбкой спросил он.

Морлак заколебался.

– Я верю, и все тут.

– Ну а я утверждаю, что нет. Вы выстроили свою цепочку доказательств и придерживаетесь ее. Но вы не верите в это.

– Почему?

– Потому что вы не настолько наивны, чтобы полагать, что ваша выходка изменит лицо мира.

– Но это начало…

– Нет, это конец. Во всяком случае, для вас. Вы сгинете где-нибудь в колонии у черта на куличках, с кайлом в руках. Вы не вернетесь оттуда.