Красный флаг над тюрьмой - [54]
Я не хочу иметь ничего общего с вашей страной, с вашими лозунгами, вашими вождями и спившимся народом. Я должен быть с моим народом, особенно сейчас, когда вы, отцы духовные антисемитизма, готовите арабов к новому походу против Израиля, чтобы поквитаться с ним за позор, постигший вас в 1967 году!
— С фашистами и феодалами! — сказала тетя Роза. — Да они свяжутся с самим дьяволом, лишь бы удержаться у Суэцкого канала! Если на Ближнем Востоке наступит мир, арабы вышвырнут большевиков к чертовой матери! Правильно, Мишенька, нечего нам тут делать. Надо ехать!
— Черта я им поеду! — сказал Дулечка. — Я останусь здесь. Пусть они уезжают — все члены ЦК во главе с политбюро. 30 лет из меня качали соки, каждый кусок хлеба у меня ломили пополам, нет уж, я советский демократ, я дождусь светлого часа здесь!
А тетя Роза плакала:
— Загубили мою жизнь! Лучшие годы!… Куда я старая, больная буду ехать? Умирать в Израиле? Просить пенсию у государства, для которого не сделала ничего? Дулечка прав, я тоже остаюсь: есть их хлеб; прожирать пенсию, которую они мне дали, и я уж постараюсь жрать ее долго, чтобы у них глаза на лоб полезли, но господи, рабойне шел ойлам! Разве это жизнь в тюрьме народов?! Кто-то ходит по улицам с Маген-Давидом на цепочке, молится у Стены плача, а мы тут заживо умираем…
— Но почему? Почему? — растерянно обводил взглядом соседей Леонид Мойсеевич. — Почему похоронены? Почему тюрьма? Разве каждый француз может поехать в Америку. Миллионы людей на Западе в жизни не могут набрать денег для поездки в собственную столицу!
— Вы, что, серьезно? — спросила тетя Роза. — У вас совсем в голове непорядок? Как говорил мой отец, благословенна его память, аз а ид верд мешуге из эс аф ланг! Когда еврей чокнутый, так это надолго. Во Франции есть цензура? В Америке глушат иностранные радиостанции?! Англичане видят одно, а им говорят другое? Из какой страны нельзя уехать без разрешения тайной полиции? Или вы один из тех, кто сам ездит, куда хочет, на деньги КГБ и рассказывает, как хорошо евреям и русским лизать ж… Брежнева?!
— Марк Наумович, оградите меня, прошу! — пошел пятнами гость.
— Можешь не трудиться, я и сама уйду! — Роза встала, отодвинула от себя стул. — Давно собиралась плюнуть вам в ваши продажные глаза, но покойную Сарочку было жалко, так она меня просила, так просила "Будь Белке вместо меня", а я не хочу! Смотреть на вас противно: полезли в партию, которая убивает из-за угла ваш собственный народ, повесили в комнате у детей портрет Брежнева, а он целовался с Арафатом. Вот Миша уезжает. Сколько лет кормил тебя, подонка, барина коммунистического, сколько раз штаны на тебе дырявые Хана зашивала? А что ты им дал на отъезд? Ты себе купил три тысячи штук красного кирпича, так пусть каждый кирпич упадет на твою жирную голову, будьте вы прокляты, антисемиты еврейского происхождения!
Она плакала, навзрыд, не боясь и не стесняясь, руки ее не попадали в рукава жакетки.
Миша помог ей, сказал:
— Я пойду с вами, Роза. Провожу домой. Душно мне, воздуха хочу.
— Погодите, я тоже. — Хана вышла в прихожую, позвала оттуда дочь:
— Томочка, мы уходим!
Марик нервно теребил ломоть хлеба, смотрел в тарелку. Дулечка переживал. Уходили сигареты и трешницы, уходила перспектива долгов, которые можно было не отдавать годами, но пойти с Розой значило потерять место в доме, который собирался процветать и продолжать устраивать компании, где так вкусно кормят.
— А который же это час? — поинтересовался Изидор Цаль, подтверждая свою репутацию человека, неприспособленного скрывать мысли. — Ой-ой, поздно! — и тоже двинулся одеваться.
Жена его, учительница музыки, всюду, как путник за фонарем в ночи, следовавшая за мужем, безмолвно пошла к вешалке.
Ваня крутил широкой шеей* мотал головой:
— Да вы что, вот еще по политическим причинам такой скандал в семье! Да не стоят все эти сволочи наверху, все вместе одного хорошего стакана квасу!
— Какой позор! — шипела Люда Брониславовна, жена Арнольда Викторовича, дама потная, с красными, раздраженными щеками и раздутой амбицией. — Пожилая женщина, а такие выражения!
Само собою, Люда Брониславовна не могла больше оставаться в доме, в который приглашали такую "женщину". Люда Брониславовна тоже пошла одеваться. Мужа она не звала за собой, сейчас ей было выгодно уйти самой, а его оставить: Марик был человеком с большими материальными возможностями, не стоило рвать с ним на самом деле, но не показать свое тонкое нутро тоже нельзя было. Сына она вообще не трогала. Мальчик был уже давно на другой стороне, и если отца еще жалел, понимая, какой это слабовольный человек, то мать он едва выносил, особенно в моменты, когда она "работала на публику".
Цаль Изидор нашел нужным предложить себя в провожающие Людмиле Брониславовне. Собственно говоря, он шел домой, а они жили в соседних блоках.
Арнольд ерзал на стуле, но взгляд жены приковал его к месту, и бедный ученый муж невнятно бормотал:
— Ничего, Марк Наумович, ничего, мука будет… перемелется…
И тогда, неожиданно для всех, наверно, и для самого себя, Марик встал и сказал:
— Подождите. Я тоже выйду.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.