Красный Бубен - [9]

Страх…

Запах…

Сила…

Радость…

Боль…

Гнев…

Вожделение…

Страдание…

Ревность…

Зависть…

Холод…

Тепло…

Усталость…

Время…

Время приходит…

Пора…

Дурман…

Щекотно…

Чешется…

Болит живот…

Хорошо!..

Ноги!..

Хорошо!..

Ноги стоят!..

Хорошо!..

Я испытываю удовольствие от того, что стоят ноги!..

Я… Я… Я думаю мозгом… Мозг в голове… У головы есть уши, через которые я слышу звуки Макрокосмоса… У головы есть нос, которым я чувствую запахи Макрокосмоса… У головы есть волосы для красоты… У головы есть глаза, чтобы различать красоту и уродство!.. Глаза!

Он открыл глаза и сказал вслух:

– У головы есть рот, который говорит о том, что у меня есть сердце для перекачивания крови, есть почки, есть печень, есть легкие, есть туловище, где всё это находится, и на туловище есть руки, ноги и половой орган. Мой рот служит для приема пищи, которая нужна мне, чтобы убить чувство голода. – Он слушал свой голос и голос ему нравился. Он огляделся.

Голый, на холодной земле, посреди поля. Ночь. Звезды в вышине. Полная луна.

Он сделал шаг. Еще один. Еще. Пошел.

Из-под куста выскочил заяц и побежал прочь, напуганный его приближением.

Он прыгнул, схватил зайца, разорвал его на две части и вонзил острые зубы в еще живую, теплую плоть. Кровь текла по подбородку. Он смеялся от восторга и удовольствия. Он съел зайца целиком, вместе со шкурой и костями. Он отер тыльной стороной руки с подбородка кровь зайца и зашагал вперед, туда, где на краю поля стоял замок.

Он уже дошел до края поля, когда завыла сирена и тревожный голос произнес:

– Ахтунг! Ахтунг!..

2

Он шел и думал, что жизнь, которая оказалось такой короткой и тяжелой, практически подходила к концу, он устал за нее, а помирать все-таки не хотелось, потому что почти ничего интересного не успел дед Семен получить от жизни.

Он остановился, вздохнул и сказал вслух:

– Эх!

И пошел дальше.

Родился дед Семен в этой же деревне, подрос, начал работать в колхозе, потом война, потом вернулся и думал, что теперь-то начнется жизнь… А она так и не началась. До пенсии дотянул, а жизни не почувствовал. Ну женился после войны на Нюрке… Нормальная, в общем, баба, не хуже, чем у других… Только родить никого не смогла… А так, всё как у людей – не лучше и не хуже… И обижаться вроде бы не на что… Однако почему-то было обидно деду Семену, что жизнь прошла как-то зря и неинтересно. Когда-то дед Семен собирался пойти работать в Уголовный Розыск, но Нюрка не пустила… Дед Семен вздохнул. Ему стало жаль, что он не смог тогда проявить характер. Если бы он устроился в УгРо, жизнь была бы куда как интереснее… Погони за бандитами, перестрелки, операции, слежка и всё такое. Вот это настоящая была бы жизнь! И если бы его даже убили на задании враги, он бы и умер, как герой, с удовольствием и сознанием – зачем он умирает, сознанием, что геройская жизнь прожита не зря и заканчивается очень интересно. Возможно, после его такой смерти, деревню Красный Бубен переименовали б даже в честь деда Семена в Абатурово.

Единственное светлое пятно в жизни, которое дед вспоминал всегда с чувством, была война. Там Семен Абатуров впервые понял, что такое настоящая жизнь, всю ее полноту и остроту. Ему нравилось, что каждое мгновение на войне имеет смысл и может стать последним. Это чувство крайней опасности очень нравилось Семену Абатурову.

Однажды, уже в Германии, в самом конце войны, с дедом Семеном произошла странная история. Наши только что заняли город Фрайберг. И Семен с друзьями пошли прогуляться. Прогулки по вражескому городу тоже нравились Семену. Можно было неожиданно нарваться на затаившегося фрица или на что-нибудь заминированное фашистами. Конечно, не хотелось погибать в самом конце войны, но любопытство и бодрящее чувство опасности заставляли идти на риск. К тому же в захваченных городах было чем поживиться. А деду Семену очень хотелось привезти в Красный Бубен что-нибудь такое, чтобы все обосрались… Ну, не говоря уже о немках… Немки сильно нравились Семену Абатурову. Таких жоп и титек, как у немок, он раньше не видел. Конечно и польки были ничего, и чешки с румынками тоже… Но немки были для Семена, как окончательный и заслуженный приз. Когда он драл немок, у него было такое ощущение, что он дерет в их лице всю фашистскую Германию. Семен даже кричал для их удовольствия по-немецки «Хенде Хох» и «Гитлер капут».

И вот он с друзьями-однополчанами Мишкой Стропалевым и Андреем Жадовым шел по отбитому у фашистов Фрайбергу, прихлебывая из фляги спирт. Семен, Мишка и Андрей были не разлей вода. Всю войну они прошагали бок о бок, не раз спасали друг друга от смерти, делились последним, и теперь в Германии все трофеи тоже делили поровну.

Они долго гуляли по незнакомому городу, пока не вышли к какому-то старинному полуразбомбленному замку.

– Ничего себе, фашисты жили! – присвистнул Жадов. – Мы всю войну в землянках промудохались, а они, гады…

– Ладно, Андрюха, – Мишка похлопал товарища по плечу, – с войны вернемся, каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты!

– А я высоко жить не привык, – сказал Семен. – У меня от высоты голова кружится и тошнит. Я в Москве на Чертовом колесе катался и блеванул оттуда.