Красные туфельки - [35]

С какой стати в этой, казалось бы, мирной обстановке, в поезде, он вдруг выложил ей, кто он такой? Может, потому, что уже постепенно ощущал, насколько сильно эта девочка привязала его к себе? Её сила подчиняла стремительно, с невиданной скоростью. Казалось, даже при желании он не сможет главенствовать над ней. По сути дела, он никогда и не главенствовал, всегда шёл на компромисс из любви к ней. Ему вдруг почудилось, что для девочки он всего лишь неопрятный мужчина средних лет. Ужасно расстроившись, он и решился сказать, кто он такой.

Но она осталась так же равнодушна и невозмутима. Он начал сомневаться, помнит ли она, что случилось, когда ей было четыре годика, занервничал и смущённо спросил:

— А что ещё ты знаешь?

Не глядя на него, она скинула туфли, забралась с ногами на сиденье и хихикнула:

— Что ты пришёл и забрал меня из детского дома. А ещё ты хранишь мамины красные туфли, ты её любовник, что ли? Или всё же мой папа? Хотя вряд ли. — Похоже, ей это представлялось занятным, и она лукаво пожимала плечами.

Он оцепенел. По беззаботному выражению её лица можно было заключить, что она действительно не помнит событий прошлого. И он горестно покачал головой:

— Нет, я не твой отец. И не любовник твоей матери.

Девочка почувствовала его смущение и, по-прежнему не поднимая глаз, усмехнулась:

— Ты не переживай, меня это нисколько не волнует.

Он продолжал смотреть на неё, а она уже отвернулась к окну. Её молчание и безразличие причиняли боль. Вдруг захотелось взреветь: «Это я убил твою мать! Вот он я! Смотри!» Лучше бы она ненавидела его, лучше бы накинулась с намерением убить. Но только не это безразличие, это равнодушное пренебрежение, это самое что ни на есть бессердечное отрицание.

Его охватило страшное волнение. Он вдруг понял, что она стала такая большая, такая взрослая, и, хотя они прожили вместе три года, получается, что ему не удалось добавить в её жизнь ни капли своего: словно глухая от рождения, она не в состоянии воспринять то, что он хочет передать. Невыносимее всего было то, что по-прежнему нужно изо дня в день представать перед ней, но уже не лихим киллером из прошлого, а заурядным мужчиной, каким он стал из-за неё, пригодным лишь готовить еду и заботиться о ней.

Изнутри рвался крик: «Это я убил твою мать, посмотри на меня! Посмотри!» Но он сдержался. Поезд мчался вперёд, в окно врывался ветер. Устроившись поудобнее, он неспешно пытался развеять скопившуюся на душе подавленность и досаду.

На одной из остановок девочка обратила внимание на выглядывавшее поверх деревьев колесо обозрения — белый каркас, разноцветные кабинки. Ни в детском доме, ни в городке, где они жили эти годы, колеса обозрения не было, она видела его лишь по телевизору и теперь рассматривала с любопытством. Вот он, переполняющий её дух исследователя. Заметила даже медленно поднимавшийся в небо воздушный шар с прыгающими на нём рожицами. Но только смотрит, ни слова не говоря, ни о чём просить не хочет. По выражению лица давно ясно, что ей очень хочется попасть в этот город, влиться в него, но она не хочет сказать об этом, прячась, как всегда, за этой своей противной маской безразличия. Но не может же он, в конце концов, допустить, чтобы в ней осталась хоть капля досады. И вот они уже сходят с поезда, и он ведёт её в этот красавец город.

Столько нового, просто глаза разбегаются! В парке аттракционов они покатались на колесе обозрения, на «американских горках», посетили аттракцион «Взбесившаяся мышь». В отличие от робких девиц она не взвизгивала. На неё эти большие ревущие игрушки воздействовали совсем по-другому. Было видно, что всё это ей нравится, ей вообще нравилось всё возбуждающее.

И он решил остаться с ней в этом городе.

Город дорогой, повсюду царит дух материального. Торговцы роятся на каждом углу, как мухи. Ему это было не по душе, но девочке нравилось, поэтому он и решил остаться. Все эти годы он не зарабатывал, да и жили они на широкую ногу. А если учесть крупную сумму, отданную соседке в качестве компенсации, то денег осталось совсем немного. Жильё удалось снять не очень удобное, и мебель он приобрёл самую простую. Жизнь потекла, как и раньше в том городке. Он нашёл школу для девочек, надеясь, что это ограничит контакты с мальчиками. Каждый день отвозил её туда на мотороллере, а затем ехал на рынок за овощами. Девочка любила бульон из свежей рыбы, поэтому он часто покупал у торговцев только что пойманного живого карася. Потом встречал её из школы. Ему нравилось отвозить и привозить её, потому что она сидела позади и обнимала его за талию. Её ладошки походили на присосавшиеся к нему мелкие морские звёзды. Город был приморский, и они возвращались домой по набережной, местному «бульвару Сансет». Ветер с моря задувал ему в рукава и развевал ей волосы. По дороге они не разговаривали. Когда сильно припекало, он останавливался, покупал ей мороженое, и они ехали дальше. Как и в детстве, девочка ела очень неаккуратно. Дома, сняв рубашку, он видел потёки от мороженого. Но на душе было тепло, он словно возвращался на несколько лет назад, когда она была маленькой.