Красные маршалы. Буденный - [55]

В вагоне на заседаньи «штаба» Ворошилов бушевал, стучал кулаком по карте, приказывал Рудневу разрабатывать отчаянный план прорыва на Волгу, к красным, в Царицын.

— Раз все равно тут от немцев труба? Надо прорываться! — кричал на колеблющегося Руднева Ворошилов.

— Да ты пойми, Клим, это больше 100 верст! Нас немцы с казаками в клещи возьмут, от нас званья не останется!

— А куда деваться, черт подери?! Приказываю категорически, валяй на Царицын!

И под трехэтажные ругательства буйного металлиста-командира Руднев разработал план рискованного предприятия — прорыва — через донские степи на Волгу, в еще красный Царицын по оставшемуся красным узкому горлу железной дороги.

Ворошилов повел красногвардейцев. Отбиваясь то от немцев, то от казаков, исправляя разрушенные мосты, медленно продиралась армия Ворошилова, неся большие потери. Настроение красногвардейцев падало, надежды на прорыв таяли. Передают, что во время взрывов паники Ворошилов появлялся с маузером среди войск, крича:

— Кто паникерствует, кто уходит?! Сейчас застрелю!

Долгий, жестокий бой с казаками разыгрался под станцией Морозовской, казаки окружили Ворошилова кольцом. Опытный кавалерист атаман Краснов на прорывавшихся красных бросил сильные казацкие массы. Это был упорный бой. Но Ворошилов все же вырвался из кольца и, отбиваясь, донскими степями уходил дальше, к Царицыну.

Лето стояло знойное, душное. Степь дышала раскаленным жаром. Но хоть с вдребезги растрепанными и разбитыми остатками отрядов, а Ворошилов в конце лета подошел наконец к Волге, к Царицыну[30].

Здесь в городе, ставшем большевистским лагерем, пробившегося командарма ждала дальнейшая военная карьера. Ему подчинились все красные войска Царицына в 50 000 штыков и сабель. И Ворошилов, приняв командование, стал во главе обороны Царицына[31].

5. «Красный Верден»

Защита «Красного Вердена» — Царицына, это второй момент популярности Ворошилова. Осенью 1918 года, когда у сжимаемого со всех сторон белыми армиями Московского Кремля ползла власть из рук, в степях вокруг этого города разыгралась ожесточенная кровавая борьба. Для Кремля Царицын вопрос жизни и смерти. Он не только «ключ к хлебу», он последняя надежда на то, чтобы не соединились белые фронты адмирала Колчака и генерала Деникина. Царицын — единственный вбитый в белых красный клин, и удержать его Кремлю было нужно во что бы то ни стало.

За судьбой Царицына в Москве, в Кремле Ленин и совнарком следили с напряженьем — отобьется ль Ворошилов от казацких войск?

В Царицын, в «красную надежду», привести войска в состояние железной твердости, совнарком недаром отправил чуть сутулого, невзрачного человека с черными висячими усами и лицом, тронутым оспой, — Сталина.

Перед отъездом Сталин словно устало сказал в заседании совнаркома:

— Меня давно превращают в специалиста по чистке конюшен военного ведомства.

Это сказано по адресу непримиримого врага, всесильного предреввоенсовета Троцкого. На наиболее опасных, наиболее страшных для революции участках фронтов появлялась фигура этого «твердокаменного большевика». Появлялся на таких же участках и Троцкий. Одними мерами беспощадной жестокостью и кровью — укрепляли они красный фронт. Разница была только в том, что хороший оратор-демагог, Троцкий вместе с расстрелами выступал еще на митингах перед массами с речами, полными террористическо-канцелярской истерики, позы и фраз, долженствующих «перейти в историю». Неумеющий же ни красно говорить, ни писать Сталин шел кратчайшим путем Малюты Скуратова — расстрелами в полном молчаньи. Но эти вожди уже ненавидели друг друга, хоть и боролись еще в потемках.

Прощаясь с Лениным, на его беспокойства о возможности восстанья левых с.-р. Сталин сказал также меланхолически:

— Владимир Ильич, будьте уверены, что касается этих истеричных, рука не дрогнет! С врагами расправимся по-вражески! — И, пожав руку, уехал в Царицын.

На Волге в пыльном Царицыне, ставшем волей судьбы, по выраженью разухабистого бунтарского большевика, его защитника Клима Ворошилова, «Красным Верденом», в эту осень пульс революции бился как при сердечном припадке.

Еще недавно в веселом саду городского театра гремела музыка и на сцене играли актеры. Теперь город стоял как сплошной военный лагерь. Государственные учреждения, театр, кино, особняки, все — под лазареты. Тюрьмы переполнены заключенными. На улицах и перекрестках стоят красноармейские патрули, останавливают всякого, проверяют документы. Фронт под городом растянулся на 60 километров. Там окопы полного профиля, проволочные заграждения. На Волге плавают 2 крейсера, миноносец и вооруженный пароход с орудиями и двадцатью пулеметами.

Крепкой подковой охватили Царицын войска атамана Краснова под командой лихих казацких генералов Фицхелаурова и Мамонтова. Бьют правильными маневрами, все сжимая подкову, упершуюся концами в широко разлившуюся Волгу. Белые знают: паденье Царицына — это путь к Москве и победе.

Улицы Царицына, как улицы осажденной крепости.

В центре города — каменный трехэтажный особняк бежавшего горчичного фабриканта, там — реввоенсовет 10-й армии. Жуткий обывателю дом. В нем засели Ворошилов, Сталин, гонящие всех на фронт из вымершего города. Отсюда прямой провод в Москву. Телеграф мерно выстукивает пишущуюся кровью русскую историю. Говорят, Сталин не спит ночей, все взял в железные руки и беспощадно ломает.