Красные курганы - [16]

Шутку, судя по дружному смеху рыцарей, оценили по заслугам, но веселье длилось недолго.

— На сей раз вины их и впрямь нет. Боятся они, что датчане сделают с ними то же, что проделали с Табелином, который не только крестился, но и отдал братьям из ордена своего сына. У него на плечах как раз имелась голова, достопочтенный рыцарь Рудольф, — заметил Альберт, обращаясь к своему любимцу. — Она держалась на шее, за которую датчане его и повесили.

— А что он сделал? — осведомился тот.

— Ничего, кроме того, что принял крещение из наших рук, а не из датских, — ответил епископ. — Петр и Генрих самолично видели его тело на обратном пути. В Гервене[29] же повстречался им на пути датский священник Вольтер.[30] Но тщетно убеждали они его в том, что виноградник сей божий насажен неустанным старанием пилигримов под священной хоругвью пресвятой девы. Слова свои они, набрав мужества, повторили и достопочтенному архиепископу лундскому Андрею, прибыв к нему. Но что же услышали они в ответ, братья мои во Христе? — Епископ сделал паузу, обвел присутствующих гневным взором, словно это они вложили в уста Андрея кощунственные слова и медленно продолжил: — Архиепископ заявил, что все области эстов, кои были завоеваны нами и кои пока еще не покорены, в равной степени принадлежат датскому королю Вальдемару,[31] так как уступлены ему… — тут он сделал многозначительную паузу и выдохнул: — епископом рижским, который — уверяю вас — об этом вовсе не слыхивал. А в заключение своей речи он отправил своих послов ко мне в Ригу и предложил не собирать чужого винограда и не посылать своих священников на проповедь в Эстляндию. Должный ответ ему я уже отправил, но, узнав о нем, Вальдемар позвал меня к себе вместе с братьями-рыцарями. И дошли до меня сведения от преданных людей, что он намерен удерживать меня у себя по возможности долго, не дав ничего из областей поверженной вами Эстляндии, а заручиться взамен поддержкой рыцарей ордена, наделив их Саккалой и Унгавнией,[32] кои также давным-давно покорены и окрещены во славу божью именно вами, братья мои во Христе.

Недоуменное молчание, воцарившееся в пиршественной зале, красноречиво говорило само за себя.

«А нам-то что за дело? — немо вопрошали лица рыцарей. — Какая нам разница, кто будет крестить этих язычников».

Во всяком случае епископ Ливонский именно так их понял и нанес точный удар:

— Увы, братья мои, но, как бы я ни жаждал вручить многие и многие местности в лен присутствующим здесь рыцарям, сделать этого теперь не сумею. Потому, признаюсь ныне, и наметил я вас собрать, дабы обсудить, как нам теперь с вами быть и что делать.

Неистовый рев возмущения, вырвавшийся чуть ли не разом из луженых рыцарских глоток, раскатисто прокатился по зале. Особенно громко вопили фон Мейендорф и хозяева замка, старшие братья прибывшего Герхарда. Конраду давно надоели капризы его невестки, которая разрешилась Зигфридом лишь месяц назад. Последние полгода он только и мечтал отселиться от Карла. Тот же, в свою очередь, надеялся ощутить себя полновластным хозяином, а не совладельцем, который вынужден каждое свое решение согласовывать с братом. Особенно остро этот вопрос встал теперь, после прибытия Герхарда.

— А за каким чертом ты их позвал сюда, раздери мои потроха?! Мы бы и сами с язычниками справились! А теперь расхлебывай тут, чтоб их сатана в пекло утащил вместе с этим Андреем! — сумел перекричать остальных громоподобный фон Мейендорф.

Вопрос явно адресовался епископу Альберту, который, побледнев от такой наглости, поначалу даже опешил, не зная, что именно сказать и как ответить, тем более что в этих словах была изрядная доля правды. Именно ливонский епископ был инициатором приглашения датчан.

— Каюсь перед вами, братия. Обращался я к королю Вальдемару, но просил лишь о том, чтобы он своими силами пришел на помощь молодой ливонской церкви, дабы не загубили сей юный виноградник проклятые язычники вкупе со схизматиками. И обратился я к нему тогда, когда не видел уже иного выхода, после того как многие из тех, кто здесь сидит, отступили из-под Оденпе…

Епископу очень хотелось выразиться более резко и правдиво, а не так деликатно, но благоразумие победило. На самом деле добрая половина их просто бежала, да что там бежала — драпала, улепетывала, неслась куда глаза глядят, летела сломя голову, в паническом страхе ее потерять.

Задали им тогда русичи страху. Будь поумнее те же псковичи вместе с новгородцами, имей они хотя бы пяток стенобитных машин, и тогда сам Венден, столица рыцарей ордена, не устоял бы перед ними. Да даже и без катапульт и пороков[33] они все равно взяли бы замок, если бы не… епископ Альберт.

Забыв о неприязни, питаемой к меченосцам из-за постоянных имущественных разногласий, именно он исхитрился натравить тогда литовцев на Русь. Едва прослышав о нападении на собственные пределы, новгородцы немедленно свернули осаду и вернулись обратно.

«Теперь-то они смелые, — думал епископ. — Теперь они отважные, а если осушат три-четыре чаши, так, чего доброго, прямо из-за стола в бой полезут, зато тогда…»

— Бивали мы этих русичей всегда и тогда побили бы с божьей помощью, — возмущался Рудольф из Стотлэ, которому еще в том году был обещан немалый кус в Саккале.