— Бывший ефрейтор, — подсказывают генералу.
— Федько, Федько…
— Бывший прапорщик.
Вспомнил наконец Третьяков Федько.
Было это летом 1918 года. Сражались красные с белыми на Кубани. Было тогда у белых несколько полков, состоявших полностью из офицеров. Одним из таких полков командовал генерал Марков. В одном из боёв Маркова убило. Погиб Марков, сражаясь как раз с Федько.
Разгромил прапорщик Федько офицерский полк генерала Маркова.
Возмущался тогда Третьяков:
— Прапорщик — генерала.
В память о генерале Маркове одну из своих дивизий белые назвали марковской. Этой дивизией и командовал теперь генерал Третьяков. На неё и наступал Федько.
Не по себе как-то сразу стало генералу Третьякову. Недобрые предчувствия стали мучить.
— Федько, Федько… — повторял Третьяков.
Раздражало всё генерала. И то, что Федько всего лишь навсего прапорщик. И что молод совсем Федько. Двадцать три года красному командиру. А главное — совпадение.
И наши бойцы про совпадение:
— Побил Федько в своё время Маркова.
— Пришёл черёд и дивизии марковской.
Так и получилось. Разбила, растрепала дивизия Федько марковскую дивизию. Побежали от Днепра белые солдаты.
— Стойте! Стойте! — кричит генерал Третьяков.
Бегут, спасаются в панике белые.
— Конец, — произнёс генерал Третьяков. Достал пистолет, поднёс к свой голове и выстрелил.
Узнали наши бойцы:
— Ещё одним генералом у Врангеля стало меньше.
— Ещё не стало одной дивизии.
Во многих сражениях гражданской войны принимал участие Иван Фёдорович Федько. Так же, как и Ян Фабрициус, он был награждён четырьмя орденами Красного Знамени.
Примчался однажды врангелевский фельдфебель Тяпкин к своему взводному командиру поручику Ляпкину:
— Осмелюсь доложить — страшное!
— Что страшное?
— С воздуха.
— Что с воздуха? Стрелы? — спрашивает поручик.
— Нет.
— Из пулемётов строчат?
— Нет.
— Бомбы сброшены?
— Страшнее, ваше благородие, — не унимается фельдфебель Тяпкин. Вытаскивает он из кармана листок бумаги. Напечатано что-то на листке. Развернул, читает.
«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» — и далее про то, чтобы бросали врангелевские солдаты и офицеры Врангеля и переходили на сторону красных. «Не давайте себя обмануть», — написано было в листовке. Красная Армия разбила Колчака, Деникина, Юденича. Разобьёт и Врангеля. Организуйте Советы солдатских депутатов, арестовывайте своих генералов, толкающих вас на кровавую войну, говорилось в листовке. А в конце: «Всем частям Врангеля, отдельным солдатам и офицерам, перешедшим на нашу сторону, мы гарантируем полную личную неприкосновенность и безопасность. Их мы примем, как родных братьев». А ещё ниже про Врангеля, что негодяй Врангель.
Листовка была сброшена красными с самолёта.
Понимает поручик Ляпкин: опасная в руках у него бумага. Схватил листовку, побежал к командиру полка полковнику Горностаеву.
— Разрешите доложить — страшное, — докладывает поручик.
— Что страшное?
— Листовка.
Достаёт поручик листовку, передаёт полковнику. Развернул полковник Горностаев листовку, прочитал.
Помчался Горностаев на доклад к своему начальнику генералу Драценко.
— Господин генерал, позволю доложить — страшное, — докладывает полковник Горностаев.
— Что страшное?
— Листовка.
Достал полковник Горностаев листовку, передал генералу.
Развернул генерал Драценко листок, пробежал глазами. Нахмурился. Отпустил полковника. Свернул листовку. Поспешно собрался, отправился в штаб к генералу Врангелю.
— Ваше превосходительство, — докладывает генерал Драценко генералу Врангелю, — страшное.
— Что страшное?
— Листовка.
Взял генерал Врангель листовку, читает.
«Солдаты и офицеры генерала Врангеля!» Прочитал начало, середину. А в конце про себя — что, мол, негодяй Врангель.
Насупился, нахмурился генерал Врангель, зло посмотрел на генерала Драценко, словно бы это он, генерал Драценко, сочинил листовку.
— Страшна, как бомба, — сказал Драценко.
— Страшнее бомбы, — ответил Врангель.
Генерал Врангель любил ходить в чёрной черкеске. Газыри на груди. Тонкий пояс. Кинжал у пояса.
Вспомнив про эту черкеску, как-то красноармеец Язьков сказал о генерале Врангеле:
— Белый-белый, даже чёрный.
Рассмеялись другие. Сочетание слов необычное, действительно смешно.
Был у них в роте бывший студент, человек учёный.
— Алогизм, — произнёс студент.
Тут же объяснил это мудрёное слово:
— Алогизм — это значит нарушение логической связи.
— Ага, нарушение, — согласились другие.
— Нарушение, потому и смешно, — растолковал студент.
И вдруг Язьков:
— Нет нарушения. Всё здесь на месте.
Сразу же вспыхнул спор:
— Да как же на месте! Раз белый, значит, не может быть чёрным.
— Конечно, не может.
— Перечит правде.
— Исключено.
— Может, может! — твердит Язьков.
Надо сказать, был он от природы на редкость упрямым.
— Может! — стоит на своём Язьков.
Знали другие упрямство Язькова. Махнули рукой:
— Ладно. Пусть будет по-твоему.
— А это не только по-моему. Так оно есть и на самом деле: белый он, белый, аж даже чёрный!
И снова с бойцами спор.
Ринулся в бой Язьков:
— Белый он?
— Белый, — согласились бойцы.
— Белый, белый?
— Ладно, допустим так.
— Не допустим, а точно! — кричит Язьков. — Дважды он белый. Среди белых считайте белый.