Красные дни. Книга 2 - [21]

Глеб знакомился, каждому пожимал руку. В углу привстал человек в обношенной шинели, с бледным интеллигентным лицом, английскими усами в скобочку, его Макаров тоже представил:

— Это вот делегат с мест, уральский казак Ружейников, он у нас, кроме того, врач, доктор, короче говоря... Только приехал с Урала и тоже со свежими новостями. На Урале тоже «весело»!

Когда Глеб рассказал, зачем он приехал в Москву, его усадили за стол, дали хлеба и сала. Обступили кругом, смотрели, как он ест, слушали сбивчивый рассказ. Потом Ружейников рассказал примерно то же самое, и Овсянкин, поблагодарив за хлеб, спросил, сытно икнув:

— Но... хоть на Кубани-то дела поправились или нет? Я без малого два месяца путешествую, ничего не знаю...

— Да нет, товарищ, на Кубани как раз невесело, — сказал Макаров. — Вот Николай Шевченко днями вернулся оттуда, и не сказать «приехал», а «добрался»! На Кубани, брат, волынка!

Шевченко не стал себя упрашивать, рассказал с болью в лице об отступлении 11-й армии, трагедии в Пятигорске. Он по заданию самого Свердлова осенью вывозил золотой запас и другие ценности Кубано-Черноморской республики из Пятигорска. И вывозил-то по-особому, тайно, вьючным транспортом через Святой Крест и калмыцкие зимовья на Царицын. Другого пути не было. По всей степи надо было опасаться не только белогвардейцев, но и обыкновенных бандитов, бело-зеленых и даже красно-зеленых. Все стреляли из винтовок и палили из дробовиков издали, не спрашивая пароль: свой не свой — на дороге не стой!

— Так вся армия и столпилась в Пятигорске? — недоумевал Глеб.

— Там уже не армия, а табор, — сказал Шевченко со вздохом. — Из всех частей только одна бригада Кочубея в строевом порядке и при дисциплине. Пошли теперь через Кизляр на Астрахань, по зимней пустыне, без воды и клока сена... Такие дела на юге, брат.

Все помолчали, переглянулись.

Глеб тяжело задвигал каменными челюстями:

— И чего же вы думаете, станичники? Чего ждете-то, с моря погоды? Ведь не где-нибудь, а в ваших краях бесчинство! Я вот к Ильичу надумал с этим, дело-то поганое! Да и спешить надо! А ты, товарищ, видно, из сочувствующих? — мягко уточнил Макаров, имея в виду дальнейший свой разговор с гостем.

— Эва! Сочувствующим я был в девятьсот пятом, когда в Шуе с товарищем Арсением был на баррикаде, рабочие дружины готовил, за оружием ездил! А с германской я уж в партии, браток! В партии. И положил зарок: не опускать рук, пока всю мировую контру и внутренних гадов на колени не поставим!

— Ну, спасибо, — сказал Макаров, — это удружил! А то у нас даже и в отделе партийных-то маловато. А мы счас особую комиссию ВЦИК готовим, в Донскую область. Будет само собой и партийная комиссия, Владимир Ильич распорядился. Так что скоро едем, командируемся на Дон и тебя, товарищ дорогой, берем тоже в эту комиссию, раз ты честный большевик и к тому же свидетель с мест. Как ты?

— Завтра бы к Ильичу попасть, — встал от великого волнения Глеб.

— Вопрос-то решен, чего же воду в ступе толочь, посуди сам. Да и нездоров Ильич, пускай отдыхает, — сказал Макаров. — Едем, друг, с нами!

Овсянкин подумал, прикинул что-то, кивнул согласно:

— Ну что ж, это дело. Тут главное — в зародыше все перехватить! Обмандатить полномочно, чтоб эту анархию — к ногтю! А то ведь что получиться может, братцы? Возьмем скоро и Новочеркасск, и Ростов, а там и Екатеринодар не удержится. Побьем генералов, а народ тут как раз и потеряет в нас веру. Управлять, мол, не могут, какая это власть?

— Власть у нас правильная, рабоче-крестьянская, но врагов у нее много, — сказал Макаров. — Явных врагов, да еще и тайных! Долго еще придется воевать и на фронте и в тылу за правое дело;

Овсянкин кивнул своей стриженой шишковатой головой, и в его суровых глазах Макаров заметил непомерную глубь веры и решимости...

ДОКУМЕНТЫ

О положении 11-й Красной армии

К декабрю (1918 г.) 11-я армия насчитывала около 150 тыс. человек.

Эта грозная сила столкнулась с новой опасностью — ее бойцов начал косить сыпной тиф. Медикаментов не было. Отсутствовало также необходимое вооружение, снаряжение и обмундирование. ...Серго предпринимает ряд мер, чтобы сохранить боеспособность 41-й армии. Но в Реввоенсовете Кавказско-Каспийского фронта сидели ненадежные, а то и прямо враждебные Советской власти люди.

Они не оказывали никакой помощи героическим бойцам 11-й армии и обрекли ее на гибель[3].

Последние дни Серго на Северном Кавказе

Серго пробыл в горах до середины апреля 1919 года. Он постоянно объезжал аулы... собирал стариков, и они на коране клялись до последней капли крови защищать Советскую власть. Одно время скрывался от карательного отряда в пещере под аулом Датых...

В конце апреля Серго покинул аул Пуй.

Когда Серго и его спутники поднялись на перевал Хевсуретин, началась сильная метель. Продвигаться дальше было почти невозможно, да, кроме того, и опасно... Наконец проводник категорически заявил, что дальше идти нельзя.

Возвратиться надо было еще и потому, что с ними был больной Автономов.

Трогательная забота Серго и внимательный его уход за Автономовым не могли спасти этого талантливого, мужественного и преданного революции человека.