Красные боги - [32]

Отец Равен ощупал рукой стену.

– Веревки нет. Нгур и Пат подняли ее. Давайте держать курс направо. Там есть лесок, где в случае чего мы можем укрыться.

Взвалив на спины мешки с провизией, они тронулись в путь, осторожно ступая в темноте по скользкой траве, мокрой от росы. Кругом была абсолютная тишина. Ни единого звука, ни даже самого легкого дуновения ветерка. Воздух казался неподвижным и застывшим.

Так пробрались они к лесу. Но, видимо, настоящий лес был дальше, и им предстояло сначала пройти через густой кустарник. Пришлось двигаться буквально ощупью. Они натыкались на колючки, царапали себе руки и лицо о шипы, цеплялись за сучья и рвали костюмы.

– Скоро начнет светать, – сказал Пьер. – Нам следует где-нибудь спрятаться.

– Ничего. Кустарника осталось немного. Я сверху внимательно все рассмотрел. Сейчас мы войдем в лес.

Достигнув первого дерева, они решили дождаться здесь рассвета. Отец Равен, ощупав ствол, чем-то заинтересовался и, вынув нож, стал исследовать кору. До Пьера долетали обрывки фраз из его разговора с самим собой:

– Странно… Запах бразильской… Ткань твердая, плотная… Сладкий вкус…

Он шарил вокруг ствола по земле.

– Стручки плоские, продолговатые, губчатые и четырехгранные. Да… Из бразильских лесов… в стране Мои…

Пьер, наконец, обратил внимание на его волнение.

– Что там у вас?

– Я сделал поразительное открытие. Здесь, в Индокитае, растет дерево резко типичное для флоры Бразилии. Согласитесь, что есть от чего придти в волнение.

Пьер не разделил ученого энтузиазма своего спутника.

– Действительно странно, – произнес он равнодушно.

В томительном молчании они ждали рассвета, тщетно пытаясь рассмотреть что-либо в окутывающем их тумане.

Тишина ночи была нарушена только перед самым утром – каким-то резким криком, повторившимся два раза и похожим на ужасный, полный отчаяния вопль человека. Но затем опять наступила тишина.

– Вы слышали? – спросил Пьер.

– Да. Мне показалось, что это человеческий голос.

– Похоже.

Они прислушались, стараясь некоторое время не двигаться с места. Но странные звуки больше не повторились.

Туман, наконец, начал подниматься. Перед ними вырисовывалось озеро с топкими, заросшими травой берегами. Потом прояснилось и самое дно пропасти.

Люрсак и священник жадно впились глазами в открывающуюся картину.

Они находились в начале леса, тянущегося далеко направо. Прямо перед ними расстилалось озеро с совершенно неподвижной поверхностью, а налево от него, километров на десять, тянулась равнина, покрытая зарослями, переходящими опять в лес.

Хорошо была видна и противоположная сторона пропасти. До нее от берега озера с той стороны было приблизительно метров двести. На ней зияли темными пятнами гроты, в которых, по-видимому, ночью и были огни. Люрсак насчитал семь отверстий гротов.

С пылающим взглядом священник возбужденно бросал отрывистые фразы:

– Гнейс. Нетронутый кусок вулканической цепи. Сброс Гондваны. Слоны с гривами. Бразильское дерево… все одно к одному…

Люрсак говорил ему в это время:

– Мы пройдем лесом, обойдем озеро кругом, попытаемся незаметно пробраться к пещерам и там где-нибудь спрячемся.

Священник машинально отвечал:

– Да, да, правильно, – но он не слушал и был занят своими мыслями.

Они зашли поглубже в лес, боясь, что на опушке будут слишком заметны. Чем дальше продвигались они вперед, тем яснее становилась перемена в характере растительности; обычные для страны Мои деревья попадались все реже и реже.

Отец Равен казался опьяненным. Он с непрерывно возраставшим возбуждением называл встречавшиеся деревья.

– Вот, посмотрите туда. Колоссальная глыба, может, метров пятьдесят в обхвате. Знаете, что это? Баобаб! Дерево, растущее в Судане и Конго, тысячелетнее дерево, которому нужно от шести до десяти тысяч лет, чтобы достигнуть полного развития. А посмотрите направо: гигант, Мамонтове дерево, секвойя гигантская, встречается лишь в Калифорнии. Ему тоже не меньше четырехпяти тысяч лет. И еще вон видите дерево, похожее на пальму с листьями кверху? Это с Канарских островов – драконово дерево; оно больше, чем прославленный экземпляр в Оротаве, а тому около девяти тысяч лет. А вот это дерево из Австралии!..

Взяв Пьера за руку, он тащил его то к одному, то к другому дереву. Возбуждение, казалось, спутало все его мысли, и фразы вылетали, перебивая одна другую.

– Ну, что вы скажете? Поразительно! В яме, в центре Индокитая, собраны и не ископаемые, а живые, – понимаете, живые – виды растений из Бразилии, Африки, Австралии. Как сорок или пятьдесят тысяч лет тому назад, как тогда, когда еще существовал великий экваториальный материк Гондвана с его бразильско-африканским плоскогорьем, когда были объединены Центральная Америка, Африка, Индия, Аравия, Индокитай и Австралия. Таково единственное объяснение, я предчувствовал это.

Он несколько раз топнул ногой о землю.

– Теперь все стало ясно. Ослепительно ясно. Как ни фантастично, но вот эта самая почва – та, на которой в древние геологические времена зарождалась жизнь на Земле. Мы наблюдаем картину первых времен мира. Мы живем в прошлом. Странный провал в прошедшее обнажил перед нами первые строки бытия и сотворения мира. Почва была сброшена вулканическими колебаниями. Горизонтальная трещина, по-видимому, предохранила это место от дальнейших изменений. По всему миру время вело свою неустанную работу, срывая горы, разделяя континенты, осушая моря, а эта щель каким-то таинственным образом избегла его влияния.