Красное зарево над Кладно - [68]

— А что же мне было делать, если вы меня выбросили из министерства. Неужели мне, бывшему министру юстиции, защищать в суде какого-нибудь вора? Как бы на меня смотрели судьи, бывшие мои подчиненные? — сетует доктор Соукуп.

— В этом ты, доктор, виноват сам. Горе с вами! Все еще не можете привыкнуть к тому, что мы — правящая партия. Теперь нельзя распускать язык, как прежде. Не мог же я тебя поддерживать против аграриев, когда ты, как министр юстиции, во время майского бунта против дороговизны признал справедливым суд улицы. Товарищи, пройдет еще много времени, пока из вас воспитаешь настоящих государственных политиков. Господин президент тоже вами недоволен, — снова упрекает Тусар.

— Как недоволен? Разве я немедленно после того, как посетил президента, не написал поджигательскую статью против Венгерской Советской республики? Разве я не призывал к военному походу против венгерских рабочих? Разве я не утверждал, что венгры перешли демаркационную линию и напали на нас? Я утверждал это, хотя и не был в этом убежден. Все вы отлично знаете, что история с этим переходом демаркационной линии была бессовестным мошенничеством. Я сделал это, хоть знал, что рабочие сегодня будут плевать на меня и называть вертихвосткой. Хотелось бы мне знать, признают ли это наиболее высокопоставленные лица[36] и назначат ли меня когда-нибудь министром, — приносит на костер свое полено и бесстыдно обнажается редактор «Право лиду» товарищ Стивин.

Тусар встает.

— Хватит, товарищи! Так мы ничего не добьемся. Повторяю вам, в партии нужно навести порядок во что бы то ни стало. Организация должна повиноваться. Иначе мы в правительстве не удержимся. Каждый хочет получить министерское кресло, а где мне их взять? В других партиях такая же драка. Ну, ладно. До выборов еще кое-как потерпим. Буду и дальше торговаться, как барышник, обещать социализацию, борьбу против спекулянтов и все, что угодно. Но после выборов все это должно прекратиться. Кто не будет повиноваться, тот полетит. А если даже после этого не уймется, отрежем… — Тусар делает выразительный жест рукой, касаясь горла. Собравшаяся компания понимает его жест, и все кивают головами в знак согласия.

На прощание Тусар снова всем напоминает:

— Помните, товарищи, мы — правительственная партия. Мы несем ответственность за экономику государства, за собственность его граждан. Никакой анархии не потерпим. С мятежниками переговоров вести не будем.

А в это время в Бржевнове идут митинги. Выступают социал-демократические ораторы. Вспоминают, как сорок лет назад несколько самоотверженных простых людей закладывали фундамент великой рабочей армии — социал-демократическую партию. Они не страшились репрессий, сидели в тюрьмах, подвергались преследованиям и жили в изгнании. Но не сдавались. Сражающаяся революционная армия росла. Она существует. Полна готовности и решимости бороться. Это доказывает, что непримиримый классовый дух в рабочей массе сохранился, удержался и усилился. Надо следовать по пути, на который вступили сорок лет назад. Не изменять социалистическим идеалам. Сохранить верность старой социал-демократической программе, возродить ее революционный дух в партии. «Да здравствует социализм! Да здравствует социалистическая республика!»

Так в Бржевнове говорит рабочая масса. В Граде, в кабинете председателя Совета министров Тусара, совещаются социал-демократические лидеры. Пропасть между ними и народом разрастается. Углубляется и расширяется день ото дня. Уже ничто не в состоянии уничтожить ее.

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РАБОЧИЕ НАЧИНАЮТ ПЕРВУЮ ВСЕОБЩУЮ ЗАБАСТОВКУ

На Кладненщине не только металлургические заводы и шахты. Здесь есть и крупные поместья: дворянские, церковные и императорские. В Смечно раскинулись владения графа Клам-Мартиница, в Ланах — князей Фюрстенбергов. В Кладно, в Крочеглавах, в Розделове и в Гнидоусах расположены имения Бржевновского ордена бенедиктинцев. Императорских поместий тут, как гороху в поле: в Буштеграде, Зволеневеси, Држини, в Пршиточной, Унгошти, Енчи, Слатиной, Неумержице, Кольче, Бродце, Гостоуне, Ржебче, Кышице, в Литовице и так далее.

Тридцать одно крупное имение находится под главным управлением в Буштеграде и Зволеневеси.

Бури революции пронеслись и над императорскими, дворянскими и церковными владениями. Революционные дни выдвинули лозунг:

«Экспроприируйте крупные поместья! Землю — тем, кто ее обрабатывает!»

Два года уже минуло после переворота, а поместья до сих пор не экспроприированы.

Смечно попрежнему остается собственностью графов Клам-Мартиницев. Но его светлость граф в Смечно не живет. Он попытался было обосноваться там летом 1919 года. Ему разрешило это чехословацкое правительство, но не позволило смечненское население — шахтеры и батраки. В Смечно все были против графа, закоренелого германофила, приверженца Австро-Венгрии, эксплуататора. Когда же граф все-таки приехал, Совет рабочих предъявил ему ультиматум: в двадцать четыре часа покинуть замок. Тщетно взывал граф к властям. Тщетно власти хлопотали за него в Совете рабочих.

Смечненцы были непреклонны и настаивали на его изгнании. Графа и его семью выпроводили из замка. Странная процессия сопровождала их по шоссе от Смечно, лесами, мимо шахты Шёлерки. Шли шахтеры и дворцовые слуги, шли их жены и дети, а посреди толпы двигались графские кареты. Этот конвой дошел до самой долины в Мраковах, раскинувшейся в живописной лесистой местности. Там, на Буштеградской дороге, есть маленькая станция Смечно-Штернберг. Семью графа усадили в Карловарский скорый поезд, который специально останавливался здесь, когда граф бывал в Смечно, и смечненцы расстались с Клам-Мартиницами.