Красное зарево над Кладно - [128]

— Почему же нет? Ну, все-таки раз мужья арестованы, жены не будут танцевать! А почему бы вам не танцевать? А что скажут о нас люди? Какие люди? Наши люди будут с вами. На общем рабочем балу. А те, кого там не будет? Те, кого там не будет, очевидно, не из нашей среды. Что нам до их пересудов и разговоров. Нет, нет, Маржка — Резина — Анча — Ружа и т. д. Вешать голову никак не годится. Пусть и в нынешнем году люди танцуют в Рабочем доме на общем рабочем балу. Назло всем буржуям и пессимистам. Пусть шепчутся о нас в лавочках, в корчмах, в Веркс-отеле и в Сокольском доме. Не обращайте внимания на их шушуканье! Они только и умеют, что клеветать на рабочее движение. Они нашептывали друг другу всякие ужасы и страхи о наших отцах, когда те начали бунтовать и организовываться против господ. Шепчутся и о нас, непримиримых большевиках, когда нас посадили за решетку. Это шушуканье — единственное, чем они будут когда-нибудь утешаться после своего поражения. От этих своих шушуканий и шепотков они в конце концов околеют. В доказательство нашей веры в их поражение танцуйте, девушки! А когда мы придем домой, то станцуем вместе с вами. Когда мы победим, а мы победим наверняка, мы покажем всему миру, что такое подлинная радость и счастье. Вот тогда-то мы будем радостно смеяться, петь и танцевать.

Такие разговоры ведутся в приемной тюрьмы Панкрац во время посещения политических заключенных. Как же после этого кладненским женщинам не выходить с проясненными лицами из Панкрацкой тюрьмы? Как же не махать им вплоть до самой Нусельской ратуши платками и не посылать улыбки и поцелуи в окна за решетками? Как же буржуазии и прислуживающим ей газетным писакам не удивляться арестованным кладненским шахтерам и их женам? Они не понимают их. Никогда они не разумели горя рабочих. Не понимают рабочей солидарности. И никогда не поймут они той сильной воли и радости, источник которой — непоколебимая вера в конечную победу.

В Кладно, в Рабочем доме, общий рабочий бал. В Рабочем доме танцуют. Танцуют Маржка — жена Тонды, Анча Мудра, Резка Шадек, Ружа Голечек и все панкрацкие «вдовы». Модной является как раз новая песенка с припевом:

Не мелем, не мелем, не мелем, не мелем,

Снесла вода мельницу…

На излюбленный мотив кладненцы подобрали свои слова. Вновь и вновь раздается в зале…

Не мелем, не мелем, не мелем, не мелем,

Нашей «Свободы» как не было!

Гром по правительству Ту́сара

Грянь, чтоб правительство струсило!

Не мелем, не мелем, не мелем, не мелем.

Шеи намылим всем шельмам!

После бала кладненские женщины опять приходят на свидание в Панкрац. Приносят с собой улыбки и радостное настроение. Они рассказывают об удачно прошедшем вечере и напевают новую песенку, которая родилась на балу. Заключенные слушают, награждают их улыбками, пожатием руки. Они обмениваются со своими женами взглядами, полными веры. «Ты ведь веришь?» — «Верю, отец. Дело пойдет». Наша вера и наша песенка не лгут. Когда-нибудь мы за все отплатим этим шельмам, и с процентами. То, чего не сделаем мы, сделают наши дети. Да, сделают. Эта твердая вера крепнет с каждым посещением. Она передается с Панкраца в Кладно, из Кладно в Панкрац. И не только свидания передают ее. Ее передают и письма. Вы только почитайте, что пишут за решетку своим милым кладненские женщины. «Панкрацкий шершень» опубликовал несколько писем.

Парень милый из Панкраца,

Не могу тебя дождаться.

И за то люблю, ты знаешь,

Что законы презираешь,

Что боролся за свободу,

Подавал пример народу.

Не горюй, что в казематы

Бросил враг тебя проклятый,

Угрожает казнью злою —

Но дрожит перед тобою.

Пусть закон любой применит:

У врагов дрожат колени.

Верю, друг мой, смело в лица

Ты глядишь своим убийцам.

Нет таких тюремных сводов,

Чтоб замуровать свободу.

Пишешь ты: «Заря лучами

Светит нам». И с палачами

Смелостью в бою поспоришь

И домой вернешься скоро.

Знаю я, что тяжко будет,

Но тебе помогут люди.

Потерпи еще немного:

Ведь победа у порога!

Пройдут месяцы, недели,

«Патриоты» поседеют.

А как минут дни ненастья,

Ярко засияет счастье.

Сердцем уношусь я к другу,

Верная твоя подруга.

Мать-горнячка передает отцу колыбельную песенку, которую она поет своему сынишке:

Баю-бай, жучок мой милый,

      Папа твой в темнице.

Нас не сломят вражьи силы,

      Хоть кричат спесивцы.

Баю-бай, красавец парень,

      Не гляди в оконце.

Слез не лей: и в нашем стане

      Засияет солнце.

Баю-бай, смутьян мой малый,

      Я храню покой твой.

Напишу письмо я папе,

      Что ты спишь спокойно.

Напишу: «Не падай духом,

      Будь самим собой —

Даже если не вернешься,

      Сын твой вступит в бой!»

Поэтому заключенные тюрьмы Панкрац не вешают голову. И хотя при чтении письма нередко на глазах появляются слезы, это не слезы печали. Это слезы любви, радостных воспоминаний и надежд. Нет, мы не будем малодушны. Мы должны верить. Мы покажем этой капиталистической банде и ее подручным. Так давайте же споем, товарищи. И панкрацские поют.

Они сочинили свой собственный гимн. Его помещает «Шершень»:

«Гимн панкрацских шершней»

Где дом родной, где дом родной!

Славный дом — решетки в рамах.

Блохи кровь сосут ночами,

Нары голы, мокры стены…