Красное платье - [17]

— Нет! Я не могу… Мне надо… — я чувствовала, что заливаюсь краской от неудобства, — сдать бутылки. Тебе в таком виде лучше туда не ходить.

Рон как ни в чем не бывало подхватил мои пакеты и даже присвистнул от их тяжести:

— Ого! И часто ты носишь такие грузы? Сильная русская женщина. Тебе не надо после таких тренировок посещать фитнес и аэробику. А зачем ты сдаешь бутылки: это экологическое движение или из-за денег?

— Конечно из-за денег, — вздохнула я.

— Сколько ты получишь за них?

— Около пятидесяти рублей, — усмехнулась я.

— Я дам тебе сто, давай пойдем попьем кофе в «Айриш-хаусе». Плиз, плиз.

Я была очень плохо одета, и мне совершенно не хотелось, чтобы Рон снова давал мне деньги. Это выглядело неудобно.

— Нет, тогда считай, что это — экологическое движение. Я убираю кусочек планеты. С твоей помощью, — упрямо сказала я, увлекая Рона к пункту стеклотары. Только бы там не было очереди!

— Хорошо, так и быть. Убираем планету. Я хотел попросить у тебя помощи. Мне очень нужно поехать в Измайлово, на вернисаж. Но меня предупредили, что я являюсь «лох», не знаю, правда, такого слова в словаре не нашел, помоги мне, а? Завтра поедем, сможешь? Мне очень нужно.

— Ну хорошо, я согласна. Только совсем ненадолго, — почему-то согласилась я.

— Я заплачу тебе деньги за экскурсию.

— Нет! Я не какая-нибудь проститутка, чтобы ты все время давал мне деньги, — вдруг выпалила я возмущенно. У советских, а теперь — российских людей — собственная гордость.

— Но мне казалось, проститутка — это женщина, которая продает свое тело и сексуальные услуги за деньги, — хитро улыбнулся Рон, — мне казалось, я до тебя пальцем не дотронулся, верно?

— Да, это так, — растерянно согласилась я.

— Это просто оплата переводчика. Ты ведь говоришь со мной на английском языке, тратишь свое время. Я могу даже составить тариф твоей почасовой оплаты. О'кей?

— Но сейчас ты мне помогаешь как грузчик.

— Это очень интересный опыт. У нас сдают банки из-под пива и кока-колы только совсем опустившиеся афроамериканцы. Потом, я изучаю Россию изнутри, а не по фасадам. Это забавно, поэтому используй меня. Хотя, если честно, мне куда приятнее было бы провести с тобой время в чистом ресторане, в кафе или музее, но ты же не согласна на мои предложения, поэтому я следую за тобой.

— Мы уже пришли, Рон…

…Пункт приема стеклотары представлял собой дощатую пристройку, примыкающую к продовольственному магазину, спрятанному во дворах Арбата. Там принимали стеклотару, можно было сразу купить дешевую и плохую водку, портвейн, консервы. Это был своеобразный «клуб по интересам» местных алкашей, бомжей и прочих маргинальных личностей. Очереди, как правило, там были большие, но шли бойко.

Сегодня нам с Роном повезло: в очереди стояло всего пять человек. Явно опустившийся интеллигент с красным опухшим лицом и «Огоньком», свернутым в трубочку, настоящий кривоносый бомж с расстегнутой ширинкой и соответствующим амбре, пара толстых теток в вязаных растянутых шапках и аккуратненькая старушка, похожая на графиню-мышку. Честно сказать, я — дура, зря потащила сюда Рона. Зачем ему это все видеть?

Но было уже поздно, мы пристроились в хвост очереди и стали потихоньку переговариваться на английском.

— А раньше у вас тоже были нищие и бомжи? — поинтересовался Рон, покорно и смиренно топтавшийся среди подозрительной публики.

— Когда раньше? — уточнила я.

— В советское время.

— Нет, нет! Нищих можно было увидеть только рядом с церквями, и то в ограниченном количестве. Бомжей, кажется, не было вообще. К Олимпиаде-80 всех отвезли на сто первый километр. Я, правда, не очень хорошо себе представляю, где этот километр находился, но так говорили.

— Знаешь, я недавно был в Грузии и тоже видел нищих, довольно много. Мои друзья-грузины с горечью сказали, что никогда за всю историю Грузии у них не было нищих, даже во время самых тяжелых войн, бедствий и испытаний. Грузины — очень гордый народ, но сейчас доведены до крайней черты. — Рон снял очки и начал их тщательно вытирать белоснежным одноразовым платочком. Потом также тщательно стал протирать влажными салфетками руки. Наверное, брезговал близостью бомжика.

— А что ты делал в Грузии? — удивилась я.

— Я — военный историк, изучаю Сталина. Ездил в Гори, на его родину. Я собираю документы и пытаюсь доказать, что Сталин — сын Пржевальского, того самого биолога, который открыл особый вид лошадей.

— Да?! Как интересно! — восхитилась я. — А знаешь, мой папа рассказывал мне, что есть мнение, будто Ломоносов — незаконнорожденный сын Петра Первого, представляешь?

— А кто такой Ломоносов? — невозмутимо спросил Рон.

— Ты что, это же очень известный русский ученый, именем которого назван наш Московский государственный университет! МГУ имени Ломоносова!

— Я не очень хорошо знаю русскую историю, я изучаю только военную историю. Про Петра Первого знаю. Он построил Ленинград, да?

Я кивнула. В этот момент бомж, долго изучавший нас, вплотную приблизился к Рону, бухнулся перед ним на колени, схватил его грязными руками за полу черного пальто.

— Господин буржуй американский, подсоби деньгами русскому брату. Голодаю! — начал голосить он беззубым ртом.