Красное и Коричневое. Книга о советском нацизме - [15]

Как видим, между травлей евреев, ради которой было затеяно Дело Бейлиса, и "борьбой с сионизмом" прослеживается четкая параллель.

Другая параллель не менее поучительна. Во времена "Дела Бейлиса" русская общественность восприняла готовившуюся расправу над евреями как свое кровное дело. Выдающиеся пред-

43

ставители русской науки, литературы, адвокатуры, вся русская общественность буквально восстала против надругательства над совестью и моралью. В позорной судебной инсценировке она видела поругание не только евреев, но и самого русского народа. Именно поэтому и удалось добиться оправдания Бейлиса.

В брежневской России положение было иным. Ни один судебный процесс над еврейскими активистами, как и вообще диссидентами, не закончился оправданием. Достаточно напомнить жестокие приговоры, вынесенные по "самолетному делу", а вслед затем — А. Щаранскому, В. Слепаку, В. Браиловскому, И. Бегуну, И. Губерману...

В 1979 году в журнале "Москва", за подписью И.Бестужева (под псевдонимом, скорее всего, скрывался Валерий Емельянов, о котором у нас речь впереди) была опубликована статья, которая даже на фоне обычных "антисионистских" публикаций тех лет выделялась особо злостными фальсификациями. В ней, кроме прочего, утверждалось, что иудаизм проповедует ненависть к неевреям, учит убивать лучших из них (именно это утверждал ксендз Пранайтис на процессе Бейлиса, но был уличен во лжи) и, что такова "практика" евреев на протяжении двух тысяч лет (видимо, со времени распятия Христа). 28 Как видим, в статье возрождался тот самый кровавый навет, за который судили (и оправдали!) Бейлиса.

Я тогда еще жил в Москве, не был даже "в подаче" и оставался полноправным членом Союза писателей.

Проанализировав статью И.Бестужева, я в контрстатье, посланной в "Москву", показал, что его обвинения против евреев были полностью опровергнуты еще на процессе Бейлиса. В ответ меня самого обвинили в "сионизме". Продолжая настаивать на публикации статьи, я добился лишь встречи с главным редактором "Москвы" Михаилом Алексеевым.

Бесталанный и почти безграмотный "писатель", который выбился в литературные генералы благодаря цепкой крестьянской хватке, Михаил Алексеев принял меня в присутствии чуть ли ни всего состава редакции. Братву он собрал на подмогу, чтобы совместно отразить мою "сионист-скую вылазку".

В доказательство того, что статья И.Бестужева "правильная",

44

Алексеев зачитывал цитаты из пророка Исайи, однако не по Библии, которой, вероятно, никогда не держал в руках, а по книге Владимира Бегуна "Вторжение без оружия.". Бессмертные библейские стихи интерпретируются в ней таким образом, что Исайя предстает шовинистом и поджигателем войны.

— Скажите, — спросил я Алексеева, — вам известно такое изречение: "И перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать?"

— Известно, — ответил Михаил Алексеев.

— А вы знаете, кому оно принадлежит?

— Я точно не знаю, — сказал Алексеев, — но думаю, что оно из Библии.

— Это слова пророка Исайи, которого Владимир Бегун изображает поджигателем войны. Это был первый в истории человечества борец за мир.

Однако мои доводы "не убедили" гражданина литературного начальника.29

Это была не первая моя попытка пробить брешь в стене молчания, окружавшей проблему антисемитизма в СССР. Но ни одна строчка из написанного на эту тему, напечатана не была.

Надо сказать, что не всюду меня встречали так, как в редакции журнала "Москва". В других редакциях часто выражали полное понимание и сочувствие. Но дальше этого дело не шло. Большой палец показывал в потолок, и этим все заканчивалось. Какой разительный контраст с тем, что происходило в России во времена Дела Бейлиса!

Впрочем, медленно, но верно что-то в России менялось. Уже после моей эмиграции (в 1982 году), преодолев железный занавес, на Запад проникла информация о ленинградском ученом Иване Мартынове, который публично отказался от звания кандидата наук потому, что один из самых активных "борцов с сионизмом" Лев Корнеев имел такое же ученое звание. Мартынов заявил, что не может состоять в одной корпорации с антисемитом.

Зная, какие последствия грозили Мартынову30, нельзя было не восхищаться его мужеством. И, конечно же, он был не оди-

45

нок. Мало кто решался на открытый протест против травли евреев, но возмущались многие. Эти люди понимали, что в современной России, как и в дореволюционной, нет отдельного маленького еврейского вопроса, а есть большой русский вопрос. Ибо травля евреев — это прямой путь к нацизму.

46

ГЛАВА ВТОРАЯ

ДЕЛО ЕМЕЛЬЯНОВА

Подсудимый Киже

В одно из сентябрьских утр 1980 года, у меня раздался телефонный звонок и я узнал, что в Московском городском суде началось слушание дела Емельянова.

Бросив все намеченные на тот день дела, отменив встречи, я помчался на Каланчевку.

Уже несколько лет мне было известно не только имя Валерия Николаевича Емельянова, но и несколько его публицистических работ — опубликованных в официальной печати и тех, что разошлись в Самиздате. Известно мне было и содержание его публичных лекций: пару раз на них попадали мои друзья, подробно пересказывавшие мне их содержание. Самому мне узнать о его предстоящей лекции не удавалось, так как обычно объявлялись другие имена и только на самой лекции выяснялось, что ее читает доцент Емельянов. Мне описывали его наружность и я представлял его себе как крупного пятидесятилетнего мужчину, физически сильного, немного сутуловатого, нервного, с наклоненной вперед коротко остриженной головой, с темными, жесткими, посеребренными сединой волосами и насупленными, сдвинутыми к переносью бровями; говорящего убежденно, горячо, почти яростно. Мне хотелось увидеть его собственными глазами.