Красное и Коричневое. Книга о советском нацизме - [13]

Роль Григоровича-Барского рядом с этими светилами была сравнительно скромной. Во время заседаний он редко задавал вопросы свидетелям или делал заявления. Однако его функции были очень важными: коренной киевлянин, он знал все местные особенности, которые могли ускользнуть от внимания столичных адвокатов. Кроме того, он был официальным адвокатом Бейлиса во время следствия (сменил Марголина) и потому лучше всех знал материалы дела.

В качестве экспертов защита привлекла к участию в процессе крупнейшие научные автори-теты. В свете лжеэкспертизы Косоротова особенно важно было установить характер убийства Андрюши Ющинского с точки зрения анатомии и физиологии. Это и сделали профессора Павлов и Кадьян. Тщательно проанализировав данные медицинского вскрытия, они доказали, что нет никаких научных оснований, которые бы подтвердили или хотя бы позволили подозревать, будто убийство Ющинского совершено с целью получить кровь. Это же мнение, с точки зрения психиатрии, поддержал и академик Бехтерев, который, между прочим, опроверг один из главных аргументов обвинения.

Дело в том, что в антисемитских книгах, на которые опирались обвинители, утверждалось, что "ритуал" убийства требует,

38

чтобы жертве было нанесено 13 колотых ран. На теле Ющинского было 47 ран, так что согласо-вать этот случай с ритуальным было очень трудно. Однако оказалось, что в височной части головы имеется как раз тринадцать ранок. Это и использовали обвинители, перетолковав свои источники таким образом, будто тринадцать ран должно быть не всего, а только в височной части головы.

Тщательно просмотрев все имевшиеся снимки и препараты, Бехтерев установил, что одна из ранок является двойной: когда тыкали шилом, то два раза случайно попали в одно и то же место, чем несколько расширили и изменили форму ранки. Таким образом, ударов в висок было сделано не тринадцать, а четырнадцать, так что и этот "аргумент" обвинителей рассыпался в прах.

Однако наиболее важной была религиозная экспертиза.

Если обвинение, как мы помним, испытывало большие трудности в поисках подходящего эксперта и, не найдя такового ни в Москве, ни в Петербурге, ни в Киеве, выписало ксендза Пра-найтиса из Ташкента, то защита с подобными затруднениями не сталкивалась. Дать заключение по вопросам еврейской религии согласились выдающиеся знатоки древнееврейского языка и религиозной литературы: профессор Петербургской Духовной Академии Троицкий, крупнейший в России востоковед и гебраист профессор Коковцов, профессор Новожилов, раввин Московской хоральной синагоги Мазе. Эти четыре эксперта, три христианина и один еврей, опираясь на знание еврейских религиозных традиций и текстов, удостоверили, что запрет употребления в пищу не только человеческой крови, но и крови животных, является одним из самых строгих запретов иудейской религии. Они удостоверили, что иудаизм учит относиться к другим людям с любовью и уважением, строго запрещает не только убивать, но и обманывать, лицемерить, нарушать данное слово, то есть, что мораль иудаизма в основе своей ничем не отличается от христианской морали: и та, и другая базируются на заповедях Торы.

Особое впечатление произвело выступление на процессе раввина Мазе, человека большой культуры и незаурядного оратора. Хотя он говорил с несколько излишней горячностью, вся его

39

речь была пронизана чувством собственного достоинства и гордости за свой вечно унижаемый, но не униженный народ, у которого нет никаких оснований стыдиться своей религии, своих обычаев, своей истории.

Приговор

За всеми этими спорами о Бейлисе почти забыли. Неделями его имя вообще не упоминалось. Расчет обвинителей был ясен: они хотели запутать присяжных во всех этих спорах и экспертизах. Однако судебное следствие настолько ярко показало несостоятельность обвинения, что когда начались прения сторон, защитники и обвинители как бы поменялись ролями. Защитники не столько защищали Бейлиса (в этом не было необходимости), сколько уличали истинных убийц Ющинского — Веру Чеберяк и её сообщников. Обвинители же всячески выгораживали воровскую компанию и одновременно поносили иудейскую религию, оставшись в этом верными себе до конца: трибуну процесса они использовали для пропаганды антисемитизма.

Все это воздействовало на присяжных, однако среди них крепло одно доминирующее настроение: "Как мы можем осудить Бейлиса, если о нём вообще нет разговора?"

В последний момент спасти обвинение попытался судья Болдырев. Всё время процесса он исподволь помогал обвинителям, хотя и старался соблюдать декорум беспристрастности и объек-тивности. Однако в заключительной речи декорум был отброшен. Подводя итоги пятинедельного процесса, за время которого перед присяжными прошло около двухсот свидетелей и полтора десятка экспертов, судья так ловко подобрал факты, что максимально усилил те крохи, которые можно было как-то использовать против Бейлиса, и поставил под сомнение почти всё, что говорило в его пользу. Таково было то последнее напутствие, с которым присяжные удалились в совещательную комнату.

Кроме того, судья коварнейшим образом сформулировал те два вопроса, на которые должны были ответить присяжные. Первый из них касался самого факта убийства. Ответ на него