Настал день 1 Мая. Выдали нам всем новое обмундирование, новые подсумки, ремни к винтовкам. Стажирующиеся отделкомы прикрепили к петлицам треугольники. Все внимательно осматривали друг друга. Как бы не подкачать.
Не было ни одного человека в полку, кто бы в этот день не был наэлектризован общей торжественностью, кто бы не гордился, что в этот день он пройдет по Красной площади в рядах полка. По нашему полку равняться будет весь гарнизон. Мы не имеем права подкачать. И вот стройными рядами, блестя штыками на солнце, на плацу вытянулся наш полк. У всех было особенно торжественное настроение. И, кажется, радостно перемигивались с солнцем наши штыки и треугольнички на петлицах.
Из ворот показалось знамя. Не шелохнулось древко в твердой руке Володи Нахимова. А за знаменем вышел командир полка.
— Поздравляю вас с великим праздником трудящихся — Первым мая.
Казалось, воздух был взорван многочисленными ответными «ура».
А потом полк построился в походную колонну, и по утренним весенним улицам мы пошли на площадь Ногина, где собиралась вся дивизия. Четко отбивая шаг по мостовой, с усмешкой вспоминали, как ровно полгода назад беспорядочной толпой по этой же дороге шли мы в казарму. Сейчас мы казались себе старыми, испытанными бойцами.
На площади Ногина оркестры четырех полков слились в один. Этот общий дивизионный оркестр встретил приехавшего комдива.
Четырьмя стенами стали на площади полки. Командир дивизии поздравил нас с праздником, а потом сказал небольшую речь и повел дивизию на Красную площадь.
Многие, вернее большинство, в первый раз видели Красную площадь, в первый раз видели мавзолей Ильича. Потому, когда стали мы против мавзолея в ожидании парада, курсанты закидали нас, знающих, градом вопросов. А маленький член ЦИКа в группе ребят рассказывал все, что он успел узнать о 1 Мая.
— Я никогда еще не переживал такого дня, — сказал мне тихо Симонов.
Большие часы на Спасской башне начали отбивать девять ударов.
— Парад, смирно! — раскатился по всей Красной площади голос командующего войсками. Из кремлевских ворот показался на коне председатель Реввоенсовета Клим Ворошилов; за ним — весь Реввоенсовет.
Замерла площадь. Замер наш полк.
Рапорт наркомвоенмору отдал комвойсками, и потом Ворошилов объехал фронт, поздравляя всех с праздником.
Теперь «ура» кричала вся площадь. Оно перекатывалось волнами от края до края.
С трибуны мавзолея читал нарком слова красной присяги:
— Я сын…
— Трудового народа…
— Трудового народа…
Бойцы Красной армии принимали присягу.
Потом говорили речи. Говорил Михаил Иванович Калинин, говорили иностранцы-товарищи. Они гордились нами. Ведь мы были и их армией. Мы слышали тех, о ком так много уже знали и чьи портреты так любовно развешивали у себя в ленуголке.
Потом кончились речи, и по площади разнеслась команда:
— К торжественному маршу!..
От комвойсками к комдивам, от комдивов к комполкам понеслись слова команды.
— Побатальонно! — кричал комвойсками.
— Побатальонно! — передавал комдив.
— Побатальонно! — командовал комполка.
— На одного линейного дистанция!..
Двинулась сплошная масса бойцов. Части начали проходить мимо мавзолея дружными, крепкими рядами. У мавзолея встречали и приветствовали их вожди.
Когда проходили мы, все внимание было устремлено на то, как бы не сбиться, как бы не подкачать. Будто откуда-то издали слышали мы приветствие полку и громко кричали в ответ «ура»…
Пришли в казарму усталые. На дворе, перед помещением школы, поблагодарил нас Ильиченко от имени командования полка за службу:
— Сегодняшний день показал, что вы не даром учились зимой… Сегодня мы закончили зимнюю учебу. Впереди лагеря…
Многие ушли в отпуск. Оставшиеся собирались в группки и вспоминали этот, такой торжественный и необычайный день…
В окна дышала весна и как бы подтверждала слова Ильиченко, что зимняя учеба кончилась.
