Поход был похож на все походы. Маленькие бойцы наши были удивительно выносливы и без всякой жалобы отмахивали километр за километром. Потом был бой по всем правилам. Сближались роты. Трещали шутихи вместо пушек. Ребята палили из пугачей. Была и разведка и охранение. Мы объяснили ребятам все, что могли они понять из современной боевой техники.
А когда после боя, уже на привале, услыхали ребята топот коней, и подъехавший Буденный приветствовал их, восторгу ребят, бойцов наших, не было границ.
После похода прошли мы во главе с Федькой Черновым торжественным маршем по Тверской, мимо Моссовета. И с балкона приветствовал нас случайно заседавший в это время президиум Моссовета и наш комдив Дмитриевский. Федька Чернов командовал:
— К торжественному маршу!.. Побатальонно!..
И звучало это у него не хуже, чем у командующего войсками на Красной площади.
А в МЮД мы со всем пионерским полком, одетым в защитные костюмы и летние армейские шлемы, торжественно прошли по Красной площади во главе всей Красной Пресни.
В школе уже шли экзамены. Ребята ходили бледные и взволнованные. Особенно боялся маленький мариец Саликаев.
— Знаю все, понимаешь, а сказать не могу…
И он по ночам сидел над учебником отделенного командира… Многие знающие ребята «плавали» на экзаменах. В общем все прошло благополучно. Срезались только четыре человека. Полк получил двести новых боевых младших командиров, отделкомов и помкомвзводов.
— Мы пришли сюда из далеких глухих деревушек разных концов огромного Советского союза… — так начал свою речь в ответ на многочисленные приветствия представитель выпускаемых командиров, вчера еще курсант полкшколы, а сегодня молодой командир Симонов. И каждый из сидевших в зале вспомнил, как шел на призывную комиссию, как потом тарахтели колеса вагонов, увозя его в далекую Москву.
Много воспоминаний пронеслось перед молодыми командирами. Дни учебы и походов. Дни, когда одной тесной, спаянной семьей брали они баррикады знаний, делили радости и трудности походной жизни. Вставала перед глазами картина первого вручения оружия, простая и торжественная в своей простоте.
Сегодня — парад. Сегодня на огромном плацу, вдоль и поперек исхоженном курсантами, сегодня там гремел оркестр. И каждый из курсантов становился командиром.
Читал список начальник штаба. В ответ на каждую выкликаемую фамилию сильнее билось сердце под зеленой гимнастеркой.
Потом были речи, и в ряды младших командиров Красной армии влилось двести один человек. И все двести сидели сейчас в большом зале, слушали приветствия и горячо отвечали. Были из них лучшие, которых особенно отмечал командир полка и начальник школы. Но это были лучшие из лучших, и их первенство признавали все двести один. На груди у многих алел новенький значок за отличную стрельбу.
— Ни одна пуля у этих стрелков не пролетит мимо врага, — сказал командир полка.
Горячи были речи. Долго аплодировали любимому начальнику школы. Говорили и шефы — рабочие химики. А потом отвечали трое: сухощавый Симонов, крепко скроенный Миронов и маленький член ЦИКа Андрей Цыганков. Целые листы были исписаны у каждого. Даже ночью готовились ребята к столь сложным и ответственным речам. Было в этих листах все — начиная от мировой революции и кончая мелочами школьной жизни. Но говорили не по листам. Говорили немного и задушевно.
Словами троих говорили все двести один. Каждое слово было четко и ясно.
— Перед нами стоит задача внедрить в молодого красноармейца учебу, дисциплину стать самым ярким примером не на словах, а на деле, впереди своего подразделения. И мы это выполним.
Так сказал Симонов, и дружным одобрением ответили ему двести один.
Наш подарок к тринадцатому МЮДу
Из выпущенных двухсот командиров сорок было комсомольцев, которых воспитала наша комсомольская группа, которые шли в роты не только младшими командирами-строевиками, но и хорошими, крепкими, понимающими общественниками. И эти сорок комсомольцев были нашим подарком международному юношескому дню.
4 сентября было торжественное собрание комсомола полка, посвященное МЮДу. Собрание притихло, чутко вслушиваясь в слова докладчика. Перед глазами комсомольцев полка проходили картина за картиной.
Вот первый МЮД. Вот демонстрация с яркими, горящими ненавистью к войне знаменами. Вот вдохновенно говорит Карл Либкнехт. Вот градом пуль встречают демонстрацию, и падают, окрашивая алою кровью землю, молодые рабочие. Польша — Бодвин и Энгель. Далекие китайские поля — маленький Чен весь в крови.
Вот стремительней понеслись картины. Советский союз. Комсомольский поход. Тысяча пионеров в красноармейских шлемах идут в наступление.
Внимательно слушает притихшее собрание.
Конец речи. Оборвалась картина. Аплодисменты.
Из зала плывут записочки — послать письмо китайским комсомольцам. Предложение единодушно принимается. Слово берет оторг[14] Карманов.
— В день МЮДа, — сказал он, — мы выпускаем из школы сорок младших командиров-комсомольцев. И это наш подарок МЮДу. Сорок крепких бойцов-командиров — неплохой подарок комсомола. Наш подарок МЮДу — живой подарок — покажет нашу силу и нашу готовность в любой момент стать на защиту нашей страны и свободного празднования в ней мирового дня комсомола.