Красно солнышко - [20]
— Попалась? — злорадно спросил он. — Давай фотографию!
— А я ее выбросила, — отходя от стены, спокойно сказала Галинка.
В дверях каморы показался запыхавшийся Венька.
— Говорит, выбросила, — усмехнулся Валька. — Врет.
— Отдай, Галинка. Хуже будет.
Мальчишки медленно придвигались к девочке.
— Двое на одну, да? — отступая, спросила Галинка.
— За пазухой она, — хмуро сказал Валька.
— Только попробуй, только попробуй! Предатель! Закричу!
И Галинка действительно закричала, да так пронзительно, так громко, что мальчишки в нерешительности остановились. Потом Валька, для чего-то поплевав на ладони, двинулся вперед. Галинка снова закричала, но Валька, обхватив одной рукой девочку, второй полез за ворот платьица.
— Здесь она, Венька! Здесь! Ой! — вдруг заорал он, хватаясь за плечо. — Укусила.
Галинка рванулась к двери, успела показать мальчишкам язык и побежала вниз по лестнице, часто-часто перебирая ногами.
— Врешь, не уйдешь, — шипел Валька, прыгая сразу через две-три ступеньки.
Догнал он Галинку лишь на улице, возле тополя, обхватил девочку за талию и вместе с ней повалился на траву. Подоспел Венька. Галинка закричала.
— Теперь кричи не кричи — все равно отберу, — пыхтел Валька. — Кусаться вздумала? Я тебе покусаюсь…
И в это время поблизости раздался милицейский свисток. Ребята разом оглянулись. К ним легко, как молодой, бежал участковый Мирон Евсеич Вахрамеев.
— Тикай! — крикнул Венька.
Мальчишки бросились наутек. Мирон Евсеич еще раз свистнул, подошел к девочке, покачал головой.
— С таких лет и уже по запазухам? А? Это что же делается-то на белом свете… Ничего, Галинка. Вечером шкуру-то мать с отцом с них спустят.
— Не надо, — застегивая платьице, попросила Галинка.
— Что? — не понял участковый.
— Не надо никому ничего говорить.
— Вот те и раз! — удивился Мирон Евсеич. — Это почему же?
— Так.
Вахрамеев подумал немного и решительно сказал:
— Не могу, милая. Я кто?
— Милиционер.
— Участковый уполномоченный я. И, между прочим, старший лейтенант. Какая, значит, моя первая обязанность?
— На мотоцикле кататься.
— Порядок! Порядок — моя первая обязанность. Понятно?
— Ага.
— А с тобой, понимаешь, можно сказать, полный беспорядок получился.
Мирон Евсеич посмотрел на девочку, строго покашлял и не спеша зашагал по дороге.
— Дядя Мирон! — бросаясь следом, крикнула Галинка. — Не говорите!
Участковый остановился, посмотрел на девочку и начал закуривать.
— Да-а, времена-моменты, — протянул он. — Это что же получается? Черт те что получается! Хулиганство налицо, а я, значит, должен молчать?
— Они не хулиганы.
— А это уж мне позволь решать. Да ты, Галинка, не бойся. Не тронут. А если тронут, у меня разговор короток!
— Дядя Мирон, а если я вам что-то скажу? Секретное!
— Секретное? Говори.
— Дайте слово, что никому не расскажете?
— Ладно, — внимательно посмотрев на девочку, решился участковый. — Даю.
— Они фотографию хотели отобрать.
— Какую фотографию?
— Отвернитесь.
— А?
— Отвернитесь, говорю!
— Ага, — дошло до Мирона Евсеича. Он отвернулся, подождал. — Готово?
— Готово, — ответила Галинка, протягивая фотографию.
Вахрамеев долго смотрел на фотографию, хмыкал, покачивал головой, курил, часто и глубоко затягиваясь.
— Занятная карточка. Они для чего у тебя ее отнимали-то? Да ты говори, коли уж начала. Видел я этого солдатика. Давно, правда, было…
— Вот и Коля Однорукий видел!
— Да ты-то откуда знаешь?
— Я Веньку выследила. Он ему фотографию показывал. А Коля и говорит: «Видел я эту фотографию». А вот когда — так и не вспомнил.
— А я помню, — сказал Мирон Евсеич, но сразу же перевел разговор. — Рассказывай, Галинка, рассказывай. Он как показывал — тайно или открыто?
— Тайком. Подложил на траву, спрятался и ждет. Дядя Коля поднял, долго удивлялся, позвал тетю Настю и говорит: мол, жениха Танькиного нашел! В кармане лежит.
— В каком кармане? — не понял Мирон Евсеич.
— Коля в карман фотографию-то положил, а пиджак повесил на поленницу.
— Ну-ну, дальше что было?
— А и правда, дядя Мирон, Танька с солдатом гуляет. Сама на танцах видела.
— Молодец, — похвалил девочку участковый. — Тебя бы ко мне в разведку, понимаешь.
— Венька, пока Коля за тетей Настей ходил, и вытащил фотографию. Тетя Настя и заругалась. «Из ума, говорит, выжил, старый дурак, иди, говорит, лечись! Небось, говорит, выпил, вот тебе и кажется!..» — начала придумывать Галинка. — Ушла она, тут Коля и припомнил, что он видел где-то фотографию.
— Дело ясное, что дело темное, — задумчиво произнес Мирон Евсеич. — Ну, что Венька красный следопыт и что все вы красные следопыты, это я знаю. И что Венька письмо из Москвы получил, тоже известно. В город ездил. За учебниками. Погодь, погодь… Хм… За учебниками… А я его где видел? Точно! В больнице. — Мирон Евсеич снова пригляделся к фотографии. — Занятная карточка… Значит, так, Галинка. Никому ни гугу! Молчок! Тут дело нечисто. Я, Галинка, старый разведчик. Ста-арый… Да и тебя на мякине не проведешь. Мы посмотрим, кто кого! Карточку эту я у тебя возьму, а ты скажи, потеряла, мол.
— Не поверят.
— Ничего. А ты все равно скажи.
— Дядя Мирон, а где вы видели солдатика?
— Потом, Галинка, потом. Договорились? Ни гугу!
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.