Красная звезда, желтая звезда - [97]

Любопытно, что проблема «русской мафии» как криминального варианта общей проблематики алии бумерангом возвращается на наши экраны из Америки и Израиля уже как устоявшаяся реальность обеих «земель обетованных». Так, спустя два года после Гайдая в Америке был снят, а еще через два года вышел на экраны России фильм «Маленькая Одесса» (режиссер Джеймс Грей, 1994), чисто американское предприятие, без участия наших актеров, если не считать Натальи Андрейченко в третьестепенной роли, — вполне трагическое повествование о становлении брайтон-бичской мафии, основанной выходцами из Одессы, о распаде еврейской мишпухи уже во втором поколении, о чистом бандитизме вполне сицилийского толка, разрывающем тонкую ткань талмудических установлений, тысячелетних традиций, обрядности, нравственных законов. И все это — на фоне эмигрантов третьей волны, ютящихся на заброшенном автомобильном кладбище, готовых на все, чтобы избавиться от своего «совкового» прошлого, а на самом деле от самих себя. И в этом смысле «Маленькая Одесса» — не просто гангстерский фильм, снятый, естественно, для американцев, но одновременно бесстрастный и беспристрастный комментарий извне к проблематике российской, отечественной. Иначе говоря, фильм, делающий за нас нашу черную работу, выносящий на американский экран принципиальный аспект нынешнего еврейского бытия здесь, в России, которую иммигранты приносят на своих подошвах. Ибо все, что происходит в семье Шапиро на Брайтон-Бич сегодня, было обусловлено жизнью в Советском Союзе вчера, но таилось глубоко внутри. А там, в атмосфере полной индивидуальной свободы, расцвело пышным и окончательным цветом.

«Маленькая Одесса» — не единственный комментарий такого рода «из-за бугра». Можно вспомнить и израильскую ленту «Еврейская вендетта», снятую кем-то из советских эмигрантов на ту же отменно коммерческую тему о русской мафии, прибывшей из исторической родины на родину советскую, чтобы навести здесь порядок в соответствии со своими понятиями и представлениями о том, как именно этому порядку надлежит выглядеть.

В этом плане очень любопытна значительно более поздняя (1997 год, но, повторю еще раз, в этой проблематике хронология в абсолютном большинстве случаев не имеет значения) картина режиссера Владимира Сухореброго «Бесноватые», кошмарный триллер, в центре которого душераздирающая драма некоего Ицхака Гутмана, молодым музыкантом эмигрировавшего из Советского Союза в Германию и сделавшего там головокружительную карьеру музыкального продюсера и импресарио в шоу-бизнесе. Вернувшись на родину, он затевает рискованную игру со своими русскими компаньонами, раскручивает рекламные скандалы, унижает и уничтожает конкурентов, но в конце концов оказывается неизмеримо слабее своих туземных противников, персоницифированных в некоем весьма злобном карлике. Разумеется, дело кончается плохо, ибо советский еврей, ставший евреем западным, но сохранивший в глубине души свою неизбывную (как у каждого из нас) совковость, просто не понимает новых правил игры, сформировавшихся здесь за полтора десятка лет его отсутствия. Иными словами, в «Бесноватых» проблема отъезда как бы непроизвольно пародируется, беспечно переворачиваясь с ног на голову.

Впрочем, хотя отечественный кинематограф и в последующие годы то и дело возвращается к извечной еврейской мечте о бегстве из негостеприимной России в Землю обетованную, которая начинается прямо по ту сторону Одера и Нейссе, охватывая едва ли не всю остальную обитаемую ойкумену, однако происходит это нечасто, захватывая при этом и другой, не менее существенный аспект еврейского бытия в Советском Союзе, а именно — проблематику государственного и уличного (я предпочел бы назвать его добрососедским) антисемитизма.

Здесь я в первую очередь назвал бы картину Александра Прошкина «Увидеть Париж и умереть» (1992), вероятно самую открытую и откровенную картину этого цикла, разыгрывающуюся на уровне обыденного сознания и обыденного бытия, без тени метафизики и метафорики. Все трагедии и неприятности в жизни героини картины — это трагедии и неприятности, связанные с еврейским происхождением. И причиной всех унижений и оскорблений, которые наносят ей окружающие, — то, что она еврейка.

И еще одно. В картине Прошкина впервые, кажется, возникает мотив потаенного или, лучше сказать, утаенного еврейства, мотив отказа от себя, еврея или еврейки.

Вполне добропорядочная арийка вдруг узнает, что на самом деле она еврейка. Не случайно первоначально сценарий картины назывался коротко и определенно — «Антисемитка». И здесь не обойтись без пересказа сюжета, ибо в отличие от множества других описанных выше картин дело здесь именно в сюжете, в его мелодраматических перипетиях, превращающихся под конец в перипетии трагические, а к тому же охватывающих целую эпоху существования советского еврейства в «царстве красного фараона».

Елена Орехова (ее играет актриса Татьяна Васильева, еще недавно именовавшаяся Татьяной Ицикович), дочь расстрелянного врага народа и сама лагерница, родившая сына от какого-то уголовника, расставшаяся с ним и придумавшая сыну уютную сказку о погибшем на фронте отце, сделала вполне достойную карьеру, став директором ресторана. Выросший сын Юра стал замечательным пианистом, и ему «светит» поездка в Париж, на конкурс. Однако счастье неожиданно отворачивается от героини: безрезультатно переспав с каким-то гэбэшником, от которого зависит разрешение на выезд, она пытается женить сына на его однокурснице. Но вдруг узнает, что избранница ־־ еврейка, а это, естественно, ломает не только матримониальные, но и все прочие планы на счастливое будущее — с женой-еврейкой никакого Парижа не будет… (Нечто подобное происходило в фильме В. Криштофовича «Ребро Адама» (1990), в котором мать героини, патологически стремящейся к замужеству, отшивает одного из женихов по причине его иудейского происхождения: что ты с ним, евреем, маяться будешь?..) И тогда Елена пытается расстроить этот брак, подсунув сыну нечто более этнически подходящее, но тот стоит на своем. А к тому же открывается вдруг уж нечто совсем невообразимое, еще более безвыходное: оказывается, и она сама — еврейка… Елене остается только одно — газовая горелка… А у Юры все будет в порядке — и Париж, и жена. И карьера… Любопытно, что сам Юра в этом сюжете как бы не принимает участия — он только присутствует как некий объект приложения внешних сил, как повод для трагедии.