Красная звезда юга - [4]

— Слава Божьей матери, — плаксиво проговорил он, — молитесь за нас, бедных, теперь, когда вы готовитесь предстать перед Господом…

Потеряв нить своей мысли, он ударил кулаком по стене.

— Та малютка действительно очень хороша, — сказал он и глаза его загорелись при воспоминании о девушке с черными волосами: — Пути Господни неисповедимы, но когда человек должен умереть, для него большим утешением служат такие приятные воспоминания…

Кончита Гарсиа — это испанский эквивалент Марии Грант. Бишоп подумал, что это, вероятно, вымышленное имя. Он даже рискнул спросить у сторожа, не знает ли тот настоящего имени сеньориты Кончиты и ее адрес в Коралио. Удивление толстого сторожа было искренним.

— Но, я думал, что вы ее знаете, сеньор. Я думал, что вы с ней очень хорошо знакомы. Когда она просила пропуск, то сказала начальнику, что арест помешал вашей женитьбе.

Бишоп почувствовал, как пот снова выступил у него на лице и постарался принять непринужденный вид.

— Ну, конечно… Но из-за этого колокола она вынуждена была покинуть меня, не успев сообщить свой новый адрес…

Сторож пожал плечами.

— Сожалею, сеньор, но сегодня я в первый раз имел счастье видеть сеньориту. Она не принадлежит к тем «мучача», которые регулярно посещают тюрьму и обращаются за содействием к сторожам.

— Нет, разумеется, — согласился Бишоп.

Бьшо идиотством с его стороны обратиться за справками о Кончите к сторожу. Коралио — маленький городок, и раз сторож не видел ее никогда раньше, значит, она приехала откуда-то для достижения определенной цели. Чтобы быть уверенным, что толстый сторож не станет допытываться, почему Кончита дождалась дня накануне казни жениха для свидания с ним, Бишоп решил отвлечь его мысль подарком.

— Вот, возьмите часы. За все услуги, которые вы мне оказали.

Подарок произвел невероятный эффект. Сторож принял его с детской радостью.

— Грациа, сеньор. Я всегда мечтал о таких прекрасных часах! Пусть все святые возьмут вас под свое покровительство. — Ему не терпелось похвастать перед другими сторожами. — Но теперь я должен сказать вам: «А мас вет».

— Скажите лучше: «Хаста ла виста», — сказал Бишоп.

— Хаста ла виста, — охотно повторил сторож. — Прощайте, сеньор!

Он так торопился покинуть камеру, что даже забыл о сигаретах, которые хотел выпросить.

Бишоп сел на кровать и захрустел суставами пальцев. Всю свою жизнь он беспокоился по поводу то одного, то другого обстоятельства. Из-за первого самолета… из-за офицерских погон… из-за Тони. Потом потянулись долгие годы, горькие и безрадостные, проведенные в усилиях забыть…

Жара, казалось, еще усилилась к ночи. Его грязная рубашка и белые брюки были мокрыми от пота… Заглушая зловонный запах тюрьмы, туда проникал аромат диких апельсиновых деревьев, смешанный со свежим запахом моря — такими близкими и такими далекими…

Некоторое время спустя ночной сторож впустил в его камеру отца Альварадо.

— Вы, вероятно, очень несчастны, сын мой, — сказал священник.

Бишоп встал.

— Со мной бывало и хуже.

Альварадо вынул из своей сутаны маленький флакон.

— Может быть, это немного вас подбодрит…

Бишоп поднес горлышко флакона к губам. Алкоголь жег ему горло, но придал бодрости.

— Спасибо, мне это было очень нужно.

— Садитесь сюда, сын мой. Если даже, к сожалению, мы исповедуем разную веру и я не могу принести вам облегчение, вы все же будете себя лучше чувствовать, если мы поговорим. Вы согласны с тем, что должно произойти завтра утром?

— Нет.

— Вы убили человека.

— Я воспользовался законной защитой.

— Но это была драка пьяниц!

— Мы пили оба, — согласился Бишоп. — Но он первый вынул револьвер. Все это вранье, что говорили его друзья. Теперь уже ничего нельзя изменить…

Старый человек медленно покачал головой.

— Мне частенько приходится печалиться накануне казни, так же, как сегодня вечером. Я дал себе труд проверить все обстоятельства вашего дела. Вы здесь не на своем месте, сын мой.

— Вот уже 6 месяцев, как я это говорю.

— Вы происходите из очень хорошей семьи в вашей стране. И вы всегда хотели быть авиатором, и вы стали им очень рано. Вам пришлось много потрудиться, чтобы получить офицерский чин. Вы прошли войну за штурвалом самолета в Европе и Азии. Вам поручали очень важные задания. К концу войны вы стали «сеньор колонель». У вас тот же чин, что у человека, которого вы убили.

Бишоп встал и стал ходить по камере.

— Если вы не возражаете, мне бы не хотелось говорить обо всем этом.

Священник молча согласился.

— Перед вами было блестящее будущее, но потом что-то случилось.

Бишоп остановился.

— Совершенно верно.

— Вы покинули вашу страну и поехали на юг. Ваша храбрость, ваше мужество стали легендой, вы перевозили такие грузы, которые другие никогда не решались даже брать, и в такие места, в которые другие боялись летать. Почему?

Бишоп достал сигарету.

— Чтобы заработать на жизнь.

Отец Альварадо отрицательно покачал головой.

— Нет. Я не знаю, отдавали ли вы себе в этом отчет, но вы лишь старались погубить себя. Вы пили, вы ссорились, у вас было много женщин. Десять лет вы старались вытравить из себя все, что было в вас хорошего, благородного. Десять лет вы искали смерти. И теперь, когда Провидение и суд этой страны исполняют ваше желание, вы боитесь совершить это большое путешествие.