Красная площадь - [18]
В 20-е годы XVII века прибыл в Москву английский мастер Христофор Галовей, часовщик, механик и архитектор, нанятый на русскую службу за жалованье. В 1624 - 1625 годах Галовей совместно с русским зодчим Баженом Огурцовым надстроил Фроловскую башню многоярусным шатром. Эта надстройка, сохранившаяся по сей день, увеличила высоту башни почти вдвое - до 67 метров.
Зодчим, видимо, дано было указание всячески украсить Фроловскую башню - главный, парадный вход в Кремль, чтобы внешний вид ее свидетельствовал о мощи и богатстве русской державы. Стремясь выполнить это требование, они установили на башне каменные изваяния обнаженных людей. Однако это новшество вызвало недовольство духовенства, и царь Михаил Федорович приказал надеть на статуи кафтаны-однорядки, чтобы прикрыть смущавшую богобоязненных москвичей наготу этих идолов, или болванов, как их тогда называли. На пошивку однорядок было отпущено из царской казны 12 аршин лучшего «аглицкого» сукна. Несколько лет красовались статуи в своих разноцветных кафтанах, пока не были повреждены очередным московским пожаром.
Другим новшеством явилось установление в шатре Фроловской башни больших часов.
Первые большие часы появились в Москве еще за два с лишним столетия перед тем - в 1404 году. Но тогда они были установлены не на рыночной площади, а на дворе великого князя Василия I, сына Дмитрия Донского, и поэтому были доступны лишь тем немногим москвичам, которые допускались на великокняжеский двор.
Сохранилась старинная миниатюра, изображающая внешний вид этих часов, а летопись рассказала нам, какое впечатление они производили на современников: «…князь великий замысли часник и постави на своем дворе… Сий же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы нощныя и дневныя; не бо человек ударяще, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно некако сотворено есть человеческою хитростию, преизмечтано и преухищрено».
Однако и в начале XVII столетия часы все еще оставались редкостью - во всей Европе ими владели считанные сотни людей. Между тем часы были нужны всем - и посадским людям, и боярам, и царскому двору. Во дворце жизнь текла по строго определенному распорядку - было точно установлено время царского обеда и время послеобеденного сна, время «сиденья» боярской думы и время, когда боярам дозволялось являться во дворец, чтобы увидеть «государевы пресветлые очи». А посадским людям часы были нужны для разных торговых дел - получения и отгрузки товаров, уплаты долгов и пр.
Часы на Фроловской башне старательно зарисованы в альбоме австрийского посла Мейерберга: видимо, и для него они являлись изрядной достопримечательностью. Циферблат, занимавший седьмой этаж башни, представлял собой большой круг диаметром около 5 - 6 метров, с изображениями усеянного звездами неба, полной луны и лунного серпа. По краю этого круга были нанесены позолоченные славянские буквы, которыми тогда обозначались цифры (ныне употребляемые арабские цифры вошли в обиход в России лишь с 1702 года). Сверху, над циферблатом, помещалось изображение солнца с лучами. Один луч, длиннее других, заканчивался на циферблате и играл роль часовой стрелки. Луч этот был закреплен неподвижно, а вращался циферблат.
На восьмом этаже помещался часовой механизм, а на девятом - колокола, отбивавшие часы и четверти часа. 13 колоколов отлил русский литейщик Кирилл Самойлов, остальные заказали в Голландии. На одном из этих голландских колоколов по обычаю тех лет была сделана резная надпись: «Хвалите его все люди, хвалите все народы! Клавдий Фремий сделал меня в Амстердаме, лета 1628».
При царе Алексее Михайловиче, вступившем на престол в 1645 году, в Москве еще резче, чем в прошлом, обозначились острые социальные контрасты, и Красную площадь не раз сотрясали взрывы народного негодования.
Чрезвычайно напряженное положение создалось в 1648 году. Любимец царя боярин Морозов и его ближайшие помощники - судья Земского приказа Плещеев и дьяк Траханиотов различными злоупотреблениями, поборами и непомерным взяточничеством вызвали в московском народе всеобщее возмущение.
Царю была подана «челобитная»: «Многими кровавыми слезами челом бьем, что твои властолюбивые нарушители крестного целования, простого народа мучители и кровопийцы, и наши губители, всей страны властвующие, нас всеми способами мучат, насилья и неправды чинят». Никакого результата эта жалоба не принесла.
Когда же Морозов для пополнения царской казны резко повысил цену на соль (соль тогда продавалась только государством), от чего повысились цены на все съестные товары, терпению народа пришел конец. Посадские люди вооружились дубинами, камнями и топорами, ринулись на Красную площадь и через Никольские ворота ворвались в Кремль.
Испугавшись народного гнева, царь в сопровождении духовенства вышел на площадь, поднялся на Лобное место и попытался успокоить народ, прося у него прощения, суля всякие льготы. Но народ оказался неумолим, он требовал выдачи Плещеева. Царь вынужден был согласиться. Разъяренная толпа тут же на площади набросилась на лихоимца и убила его. Пытавшегося бежать из Москвы Траханиотова перехватили где-то на окраине и связанным привели на Красную площадь. Его постигла участь Плещеева. Своего любимца боярина Морозова царь спас от неминуемой народной расправы, сослав в дальний монастырь.
