Красная готика - [30]

Публикация произвела на Сашу ошеломляющее впечатление. Его глаза наполнились таинственной и безнадежной тревогой, губы совершенно побледнели, тонкие ноздри чуть заметно подрагивали, он расстегнул ворот и, глядя в отсутствующее за столешницей пространство, прошептал:

— Его ничто больше не остановит, его никогда не поймают, — он перевел полный ужаса взгляд на свой стакан с водой, потом на графин и на Корнева, и продолжал уже громче, с истерическим нотками: — От это нет никаких средств! Он нас всех, ВСЕХ перетравит. Перетравит, как крыс — мышьяком! Как товарища Фрунзе! Как дедушку! Как покойного папу! Мы все умрем в этом пыльном, захолустном городе…

Не став дослушивать скорбного перечня жертв коварного отравителя, Корнев решительно взял начатый стакан Баева и демонстративно допил воду.

Прошкин и Баев одновременно тихо ойкнули, ожидая, что начальник тотчас упадет замертво… Но вместо падения Корнев встал со стула и, прохаживаясь по кабинету, начал строго отчитывать уже готового разрыдаться Сашу:

— Товарищ Баев! В моем кабинете еще никого не отравили. И в здании Управления тоже! — в этом месте суеверный Прошкин скрытно поплевал через левое плечо и постучал трижды по внутренней деревянной поверхности стола. — Что касается фон Штерна, которого вы называете дедушкой, то он утонул. А ваш отчим скончался от естественных причин — точнее, от рассеянного склероза.

— Как вам это может быть известно? — Саша уже извлек из рукава носовой платок.

— Из заключения о смерти, разумеется. Я доверяю только официальным источникам информации! — похоже, Баев был так потрясен, что даже на некоторое время решил воздержаться от слез и тихо спросил:

— Вы видели заключение?

— Собственными глазами, — подтвердил Корнев.

— И там в качестве причины смерти фигурировал рассеянный склероз? — Корнев солидно и веско кивнул. Саша безнадежно выдохнул и совсем тихо продолжал: — А дату не запомнили, случайно?

Корнев снова хлопнул ладонью по зеленому сукну и жестко одернул Баева:

— Александр Дмитриевич! Если вы считаете, что этот стол похож на справочный, то можете выйти и прочитать табличку на двери кабинета!

Баев нервно подрагивающими руками извлек глянцево поблескивающий позолотой портсигар, выудил из него заграничную сигаретку, пододвинул массивную пепельницу и формально уточнил:

— Не возражаете, если я закурю?

— Возражаем, — рявкнул Корнев, — это нанесет непоправимый вред нашему с Прошкиным здоровью. Потому что у меня лично — гипертония, а у Прошкина — хронический отит.

Прошкин хихикнул. Ну Корнев, одно слово — батя. Все про каждого сотрудника знает. Даже про это дурацкий отит. Вообще-то, о том, что у него хронический отит, Прошкин и сам узнал недавно, когда затеял прыгнуть с парашютом, но ответственный фельдшер авиаклуба, проводивший осмотр перед полетом, заглянул при помощи блестящей трубочки Прошкину в ухо, увидал там этот самый отит и прыжки ему строго-настрого запретил…

Корнев снова попил воды, промокнул вспотевший лоб серым клетчатым платком и продолжал уже совершенно спокойным и ровным голосом:

— Вот что, народные сыщики! Прекращайте эту эзотерику и займитесь нормальными оперативно — розыскными мероприятиями! Очевидно, что неустановленный гражданин проходил в здание по разовым пропускам, скорее всего полученным с использованием различных паспортов, а проживал — у покойного фон Штерна. Чтобы установить его личность, Александр Дмитриевич, к примеру, вместо того чтобы попусту растрачивать свой художественный дар на всякие там шаржи, мог бы набросать портрет этого, эээ, ну будем для удобства идентификации называть его Генрихом, а ты, Николай Павлович, показал бы изображение нашим дежурным сотрудникам…

Корнев снова взял аккуратно сколотую пачку купюр и, поморщившись, продолжал:

— Вообще, поощрять частнособственнические инстинкты малосознательных граждан, когда в мире такая сложная обстановка, недопустимо! Зачем вообще нужно снимать этот флигель у гражданки Дежкиной? Можно ведь рационально использовать собственные ресурсы. Субботский твой, Николай, давнишний приятель — вот и возьми его к себе на постой. А Борменталя куда нам определить… — Корнев изобразил на лице задумчивость, хотя ответ на этот своевременный вопрос был очевиден даже не имевшему сколько-нибудь серьезного академического образования Прошкину. — Будет разумно, если Александр Дмитриевич, конечно, в добровольном порядке, тоже гостеприимство проявит!

— У меня всего одна комната и одна кровать — как я могу проявлять хоть какое-то гостеприимство? — попытался протестовать все еще деморализованный неожиданной информацией Баев, и тут же продолжил, все более громко и уверенно: — Может, вы мне еще и спать с ним валетом прикажете? Как я могу позволить совершенно постороннему человеку жить в моей квартире?

— Александр Дмитриевич! — сразу же урезонил Сашу Корнев. — Квартира не ваша, а предоставлена вам во временное пользование, в качестве служебного жилья, Министерством Государственной Безопасности, по большому счету — Советским государством, и оно будет решать, кому, с кем и как в ней жить! Конечно, — тут Корнев порылся в бумагах на столе и извлек пухленький томик Гражданского кодекса, отыскал нужную статью, отчеркнул ногтем и протянул Баеву, — вы можете воспользоваться своими гражданскими правами — как наследник, и вступить во владение домостроением, принадлежавшим ранее фон Штерну. Он завещания или иного волеизъявления в отношении имущества не оставил. А вы — хоть и не кровный его родственник, но вполне можете выступать как законный наследник. Так что оформляйте бумаги, переезжайте в усадьбу и живите там — с кем считаете нужным!