В ту пору у меня объявился тайный вздыхатель. Больше всего на свете вздыхатель опасался, что тайное станет явным, потому дело ограничивалось намеками и нежными печальными взглядами. Но в данный момент меня занимали предстоящие именины вздыхателя, на которые, по просочившимся слухам, бесстрашный вздыхатель пригласил и Артура и поэта.
Все судили и рядили, какой будет их встреча, и ожидание захватывающего скандала будоражило всем сердца. Вздыхатель давно уже не приглашал меня к себе, поскольку странность то ли его, то ли моего поведения кое-кому уже бросилась в глаза, и записные острословы отпускали хохмочки в наш адрес, но теперь, естественно, мне было не до приличий. Я придумала, что скажу вздыхателю, когда он откроет дверь. Я посмотрю на него тихо и счастливо, потом опущу глаза и смущенно пробормочу: «Простите, я не могла не прийти!»
Вскоре заветный день наступил. Вздыхатель открыл дверь и, с ног до головы окатив меня ледяным презрением, удалился в глубь своих апартаментов, даже не приняв положенного ему подарка. Мне ничего не оставалось делать, как с гордо вскинутой головой и улыбкой «на-ка, выкуси» пройти вслед за ним.
В гостиной уже собрались все, кроме поэта. Круглолицая жена вздыхателя накрывала на стол и в ответ на мое «здрасьте» лишь на мгновение приподняла голову. Поэтесса оттащила меня в сторону и, захлебываясь, приступила:
— Он только что сказал мне: «Я так не хотел, чтобы она приходила, а она все равно пришла!» Зачем вы пришли к нему? Зачем вообще вы повсюду ходите незваной?
— К кому? К кому еще я хожу незваной? — растерялась я.
— Как к кому? — зашипела поэтесса. — А к нашему поэту?!
— Он приглашал меня! — закричала я, вне себя от вздорности и несправедливости этого обвинения.
— Он? Вас? — взвыла поэтесса. — Вот уж неправда! Он никогда никого не приглашает и вас не мог пригласить, не мог!
Казалось, еще секунда, и она заплачет.
— Какая вы нахалка! — с удвоенной силой продолжила она. — Я помню, помню, как вы пробирались на суд к Артуру, притворяясь его родственницей. Я не решалась пройти, я сидела в коридоре, а вы, вы…
— Но ведь они наполняли зал своими людьми и впускали только родственников, — пыталась оправдаться я, отступая в дальний угол комнаты и чем дальше, тем больше чувствуя себя страшной преступницей.
Наконец, всех пригласили к столу, и после традиционных поздравлений имениннику речь, естественно, зашла о поэте.
— Да, — говорил Артур, опрокидывая очередной стакан и на глазах становясь чувствительнее, откровеннее и хмельнее, — да, может быть, я преступник, может быть я последний-распоследний мерзавец, но в его доме все, все до полочки в ванной, сделано моими руками. Так имел ли он право после всего этого, имел ли право, скажите мне?..
Дальше, волнуясь и задыхаясь, говорила поэтесса:
— Я ездила к нему в лагерь. Тогда еще, в те суровые времена. А он, он даже не позвонил мне, когда умер мой отец. Он — самое большое разочарование в моей жизни… — голос ее дрожал, глаза наполнялись слезами.
— Ну чего же вы хотите? — ворвалась я в разговор, бросив выразительный взгляд на вздыхателя. — Он же мужчина. Разве мужчины способны чувствовать?
— Что вы такое мелете? — подскочил Артур. — Да я, когда этот человек заболел, я уже после всего, что он натворил, уже после его выступления объездил весь город, чтобы достать ему лекарство.
— Подумаешь, — усмехнулась я, бросив еще более выразительный взгляд на съежившегося вздыхателя, — не спорю, лекарства вы, мужчины, доставать умеете, но морально, морально поддержать в трудную минуту…
К счастью, появление поэта прервало мой монолог. С выпирающим кадыком петуха, готового к бою, он подошел к Артуру, и, натужно кривя рот в улыбке, протянул ему кассету:
— Вот, я был на телевидении и упросил их дать мне мое выступление. Ты посмотришь, ты увидишь, что ничего страшного там нет. Тебе как-то не так передали и все переврали.
— Ну ладно, — нахмурился Артур. — Не будем больше возвращаться к этому. Налей ему штрафную за опоздание! — крикнул он вздыхателю.
Вздыхатель вздохнул радостно и облегченно, и мне стало стыдно, что из-за так и не состоявшегося скандала я испортила ему праздник.
Я подошла к нему и прошептала:
— Простите меня!
— Пожалуйста! — нервно отмахнулся вздыхатель.
— Я хотела бы с вами видеться! — продолжила я. Вздыхатель затравленно оглянулся вокруг. «Теперь между нами все кончено!» — оборвалось что-то у меня в груди.
Гости уже повставали из-за стола и разбрелись кто куда. В соседней комнате негромкий глухой голос поэта декламировал:
И ветер из полей,
И дали высоки.
На утренней поре
Зачем пишу стихи?
Признаться, ими я
Восполнить и не тщусь
Ущербность бытия,
Несовершенство чувств…
Потом читала стихи поэтесса, и неизъяснимая тоска охватила меня.
«Да она же любит его всю жизнь!» — поняла я и задумалась о том, что его стихи мы все когда-то твердили как молитву, а она твердит и сейчас, и еще о том, что потому, наверное, и заинтересовалась потасканным вздыхателем, что такие люди, как Артур и как поэт, бросали на него свой отсвет.
И в обретенном покое душевном,
Том, что не мог нам достаться дешевле,
Черное с белым никак не разделятся,