Красная дюжина. Крах СССР: они были против - [9]

Пришлось начинать с азов, приехал-то я из Горького лопух лопухом. Пахал, как негр, во все вникал, во все дырки лез. Ничего, потихоньку освоился, мир объездил, даже кандидатскую диссертацию написал.

— Поди, из загранкомандировок не вылезали?

— Пришлось помотаться, хотя к этим вояжам я всегда относился без восторга. В Москве чувствовал себя комфортнее.

— Долго вы просидели в КМО?

— Двенадцать лет. До 1980 года.

— Погодите, Геннадий Иванович, дайте соображу: это до какого же возраста вы задрав штаны бежали за комсомолом?

— Стыдно сказать, дорогой мой. Из ЦК ВЛКСМ я ушел, когда мне уже стукнуло 43 года. Я к тому моменту успел стать подпольным дедом, внуку исполнилось два года… С некоторых пор я заметил, что в КМО под меня начали активно подкапываться. С одной стороны, мой возраст, а с другой — старательно двигали наверх Игоря Щелокова, сына министра внутренних дел. Подготавливали местечко для любимого дитяти, ну и мне всякие предложения делали.

— Например?

— Сватали на генеральские должности в МВД, потом хотели направить секретарем парткома в посольство в Чехословакии. Я отказался. Я не военный, поэтому погоны мне ни к чему. И за границей я больше трех дней находиться не могу, домой тянет. Характер такой!

Короче, в 80-м году я оказался в кресле зампреда Союза советских обществ дружбы. Отвечал за связи с Японией, США, Канадой, странами Юго-Восточной Азии. Интересный регион.

В 86-м году тогдашний председатель ВЦСПС Шалаев позвал меня к себе. Все было нормально, пока до секретариата ЦК КПСС дело не дошло. Там Егору Кузьмичу Лигачеву чем-то моя анкета не понравилась, комсомольское прошлое его смутило. Только со второго раза попал я в профсоюзы. Так тогда ни с одним из живых портретов — членов ПБ — мне и не удалось пообщаться.

К XXVIII съезду КПСС я уже был председателем ВЦСПС. Накануне съезда вызывает меня к себе Горбачев и говорит: «Мы посоветовались и решили, что пора тебе попробовать себя в Политбюро. Выбирай, какие вопросы вести будешь». Меня еще тогда подобный подход удивил: как это «выбирай»? А Гэрбачев продолжает: «За идеологию возьмешься?» Я наотрез отказался. И за социальные вопросы браться не стал. Я всю жизнь занимался международной проблематикой, если уж переходить в ЦК, то для того, чтобы делать свое дело.

Михаил Сергеевич поразительно легко согласился с моим предложением. Тогда специально для меня и придумали вариант с двумя кураторами международной тематики, что, на мой взгляд, являлось совершенно излишним. Из всего этого я сделал вывод, что меня просто обкатывают.

«МИШКА, МИШКА, ГДЕ ТВОЯ УЛЫБКА?»

— А с Горбачевым когда вы познакомились?

— Только в марте 89-го, накануне I съезда народных депутатов СССР. Была встреча московской делегации с Михаилом Сергеевичем. Часть агрессивно настроенных депутатов-демократов решила дать тогда Горбачеву первый бой. Выступали очень жестко — и Сахаров, и Гдлян, и Афанасьев, и другие. Михаил Сергеевич занервничал, возбудился и бросил в запальчивости в зал: «Выходит, все собравшиеся здесь против меня настроены? Другим возразить нечего?» Сказано это было в запальчивости, но в аудитории повисла недобрая тишина. У меня же натура такая: не могу подобно Премудрому пискарю отсиживаться и молчать, если что-то не по мне. Короче, я полез за Горбачева драться.

— Михал Сергеевич вас и приметил?

— Надо думать. В тот раз у него других защитников не было.

Затем и на съездах депутатских я лез из-за Горбачева несколько раз на трибуну, высказывал ему свою поддержку. Не потому, что мне хотелось верноподданнические чувства продемонстрировать или баллы в расчете на будущее заработать. Тогда я верил этому человеку, считал своим долгом помочь ему, поскольку видел, как ОН ОДИНОК. Никто ему не протягивал руку помощи, боялись подставиться. Мне же терять было не хрена.

— То есть как? Терять всегда есть что…

— Я с детства не привык ловчить. Помню, в школе воспитывал характер тем, что подмечал ошибки учителей, а потом обязательно при всех поправлял их. Доказывал себе и другим, что не струшу… Еще я питал особое пристрастие к умным словам, мог отвечать на какой-нибудь пустяковый вопрос на уроке и засандалить в конце фразу: «Резюмируя вышеизложенное…».

Я такой. Я всегда во все лез. Помните стихотворную строчку, которую я цитировал в нашем предыдущем интервью? «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». Это обо мне. Просто я по-другому не могу.

Наверняка найдутся такие, кто заподозрит меня в тайной корысти, в том, что я сознательно лизал Горбачеву, рассчитывая на вознаграждение в будущем. Поверьте, мною руководили элементарные человеческие порядочность и жалость. Мне было больно смотреть, как клевали тогда Горбачева. Я думал: вы, гады, претесь сейчас на трибуну, чтобы облить М.С. грязью, но ведь языки развязал вам именно он. Именно он начал перестройку, а вы теперь его же и молотите!

— Словом, М.С. увидел в вас преданного товарища и возвел вас на олимп, сделав членом ПБ?

— Какой олимп? Я пришел в ЦК, когда все уже бежали с тонущего корабля. Горбачев не пользовался поддержкой даже в родном Центральном комитете. Многие были склонны требовать его отставки с поста генсека. В принципе, с большинством аргументов оппонентов Михаила Сергеевича я готов был согласиться, но тем не менее использовал все свои связи, знакомства с секретарями обкомов и крайкомов партии, чтобы отвести удар от Горбачева. Пуще всего я опасался раскола в КПСС. Кроме того, для меня было абсолютно очевидно, что если М.С. потеряет партию, то через пару месяцев он останется и без президентского кресла.