Красивые, двадцатилетние - [63]

— Он говорит ё...ная змея! — кричал я, когда от ше­фа меня отделяло уже только сто метров.

— Скажите его, чтоб не морочил голову, а рабо­тал! — грозно выкрикивал шеф.

— Ему! — кричал я.

— Что ему?

— Не говорят «скажите его» — «скажите ему»! — во­пил я. И так целый день; вечерами шеф обычно пребы­вал в добром расположении духа. Мы вкалывали по че­тырнадцать часов в сутки; подымали нас в три утра, а заканчивалась работа в сумерки. Однажды, когда мы трудились в окрестностях Тверии, я увидел шефа, бегу­щего к нам по полю и размахивающего газетой.

— Поймали ему! — вопил он. — Поймали ему!

— Кому? — спросил я.

— Эйхман! — сказал мой шеф. Все уселись и стали читать газету, где сообщалось о похищении Эйхмана; я, отойдя в сторонку, закурил. Шеф кинул на меня гроз­ный взгляд.

— Вы тут мне не выё... — сказал он. — Вы шейгец Я вам прошу продолжать работать.

У шефа мои единоверцы тоже перебили всю семью; он мог с полным основанием выгнать меня в шею, но не выгнал. Поэтому все, что я пишу об Израиле, не ук­ладывается в придуманную мной категорию «правдивый вымысел» — слишком многим я этим людям обя­зан. От меня нельзя требовать объективности: я им обязан вообще тем, что живу; это важно только для ме­ня, но не для других. Мне спасли жизнь люди, которых преследовали мои единоверцы; так что в данном слу­чае я не могу быть объективным. Я тогда жил в гостинице «Виктория», где порядки были первозданно просты: войдя в вестибюль, вы раздева­лись и отдавали одежду портье, который ее запирал, вы же в одних трусах отправлялись в общий зал; сдавать шмотки было, к сожалению, необходимо, так как неко­торые постояльцы жили в основном за счет краж Ко­нечно, и речи не могло быть, чтобы один профессио­нальный вор увел одежку у другого, но дело портила вступающая в жизнь молодежь, еще не знакомая с эти­кой преступного мира. Работал я землемером; потом перешел в некую кинокомпанию. Помещения у этой компании не было; присутственным местом служило кафе «Нога». Президентом фирмы являлся некий гос­подин Зискинд, вице-президентом — господин Фиш­байн; акционерами — все официанты и завсегдатаи кафе «Нога». Когда не было денег на кофе, в компаньо­ны приглашался очередной официант, соблазняемый будущими прибылями, и благодаря этому акционер­ное общество процветало; мои гонорары уходили на спиртное. Я был актер, сценарист, консультант прези­дента Зискинда по художественной части и, само со­бой разумеется, пайщик.

Я тупо сидел в кафе и, пропивая свой гонорар, сочи­нял сценарий, поминутно меняя сюжет; вначале это был сценарий фильма об Эйхмане, потом историю Эйхмана я превратил в драму сабры, вышедшей за богатого аме­риканца и тоскующей по родине; потом президент ве­лел мне все переделать, чтобы было смешно и чтоб ге­рои плавали, поскольку тогда девушек можно раздеть, а публика это любит; я переделал сценарий в драму из жизни эйлатских рыбаков; потом рассказ о рыбаках превратился в леденящую кровь историю о подонках, в войну продающих евреям под видом цианистого калия аспирин; через четыре дня из всего этого получился сю­жет об отряде израильских солдат, застрявших посреди минного поля, а затем — история о хорошем немце, ко­торый приехал в Израиль, чтобы искупить вину своих родителей; в конце концов, после нескольких мелких поправок, получилась история о девушке, которая забе­ременела и, покинув кибуц, пошла на панель.

Порой, когда заходила речь о деньгах, — а мне об этом щекотливом предмете лишнего знать не полага­лось, — президент с вице-президентом запирались в сортире и там подсчитывали будущие доходы; закон­чив обсуждение, они возвращались в зал. Несколько лет спустя я поехал в Лондон по приглашению одного из самых известных в мире режиссеров, который ре­шил стать еще и продюсером; в какой-то момент, изви­нившись передо мной, он вместе со своим финансо­вым советником удалился в сортир, где они беседова­ли ровно полчаса; и в данном случае мне не следовало знать слишком много. Жаль, что хороший фильм все­гда получается случайно, а не в результате работы ума и воображения. В Мадриде мне пришлось сидеть в од­ной комнате с режиссером, его секретаршей и ком­мерческим директором; еще там постоянно торчали два агента, представлявшие интересы своих клиентов — голливудских актеров. Если, предположим, мы обсуждали какую-то сцену с участием актера Икс, в разговор немедленно встревал агент Игрека и выра­жал протест: мол, сцена чересчур длинна и публика начнет интересоваться актером Икс больше, чем акте­ром Игрек Режиссер приходил в бешенство, но он за­висел от десятка дураков, пекущихся об интересах ак­теров, продюсера, банка и так далее. Не могу сказать, откуда берутся хорошие фильмы; и не знаю, есть ли че­ловек, который способен это объяснить.

Сидя однажды в плавках в гостинице «Виктория» и ведя светскую беседу с соседями-головорезами, я уви­дел, что в вестибюль входит моя бывшая жена, с кото­рой я во гневе порвал два года назад. Я только-только кончил бриться и держал в руке бритву и дырявую сал­фетку — свои туалетные принадлежности. Чтобы поз­дороваться с любимой женщиной, я положил их на стол и шагнул к ней навстречу, но тут же, поняв, какую ужасную совершил оплошность, обернулся: бритва и рваная тряпка исчезли. Кто-то, воспользовавшись тем, что я на мгновение отдался страстям, слямзил и то и другое. У меня осталась только жена; посмотрев на нее и будучи по натуре романтиком, я произвел беглый анализ своих чувств; убедившись, что абсолютно ни­чего не имею против западногерманской валюты, я ре­шил жениться на Соне вторично.