Марек Хласко
Расскажу вам про Эстер
Перевод с польского Ю.Живовой
Я сидел в кафе на углу улиц Хесс и Алленби, денег у меня оставалось на кружку пива, и тут в зал вошла та девушка, с которой мы ехали в Тверию, а потом в Эйлат. Она села за мой столик, и я снова разглядывал маленький шрам у нее на переносице. Но теперь мне было плохо видно, хотя на улице светило солнце и стояла сорокаградусная жара. Правда, сидел я в темном углу, где сидят те, кто пьет в долг.
- И эти губы, и глаза зеленые, - сказал я. - Тебе бы сейчас быть в Эйлате или в Тверии.
- В Тверии жара несусветная. Погляди на того типа, видишь, у стойки?
Я обернулся и посмотрел: мужчине было лет шестьдесят с гаком. Он пил кофе, и видно было, что рубашка на нем взмокла от пота, хотя сидел он напротив вентилятора.
- Не так плох, - сказал я. - Вчера я видел, как он выходил из ночного клуба на улице Яркон.
- Он хочет, чтобы я пошла с ним.
Я еще раз посмотрел на него. Не знаю, зачем он пил кофе; жилы у него на шее вздулись, и он непроизвольно прижимал руку к сердцу, как герои немых фильмов, у которых так замечательно дрожат губы, когда они корчатся на земле, а у мерзавца, изготовившегося выстрелить, дрожит рука.
- Он не сказал тебе, что это ему полезно для здоровья? - спросил я.
- Пятьдесят фунтов.
- Это все, что он сказал?
- Сказал еще, что я похожа на его дочку. Она умерла.
- Можно и так. А что с ней приключилось?
- Она была больная. Покончила с собой.
- Что еще остается, если имеешь отца, который платит за десять минут пятьдесят фунтов. К нам подошел официант.
- Что будешь пить? - спросил он у меня. - Подумаю еще.
- Ты уже два часа думаешь.
- Не люблю швыряться деньгами.
- Ты пока этим не грешил.
- Она за меня заплатит, - сказал я. - Но уговор остается в силе.
- Так что пить будешь?
- Еще раз "Голд стар".
- А ты?
- То же самое, - сказала она.
Официант ушел и принес нам два пива. На нем была белая рубашка, черные брюки и пояс. И все это прилипло к телу, как будто он вышел из ванны.
- Чего ты от меня хочешь? - спросил я.
- Мне не нравится этот старикан, - сказала она.
- Пятьдесят фунтов совсем недурно. Рабочий на стройке зарабатывает семьдесят за неделю. А тут всего десять минут.
- Пойдешь со мной?
- Хочешь, чтобы я вам ассистировал?
- Ты мой парень, и мы пойдем впереди. А он пойдет за нами,
- Понятно, - сказал я, - мы влюбленная парочка, а он случайный прохожий, просто идет в ту же сторону.
- Полиция ко мне цепляется.
- Ладно, - сказал я.
Она положила деньги на столик, и мы подошли к старику; я опять обратил внимание на его набрякшие жилы и мутные глаза, а ведь он спиртного в рот не брал. Даже в ночном баре, где бывал каждую ночь, никогда не пил, только ставил девушкам, да и всем, кто просил, но сам не пил никогда. У него было достаточно денег, чтобы верить в то, что люди его любят, но не так много, чтобы возбуждать в них ненависть.
- Мы пойдем вперед, - сказала она, - а ты иди за нами.
Она обняла его, прижалась и прошептала что-то на ухо, слов я не расслышал. А потом мы вышли на улицу, и он шел вслед за нами под палящим солнцем. Я ничего не говорил этой девушке из рассказа Сэлинджера, только злился на него за то, что это он придумал ей имя; но у нее и вправду были зеленые глаза и сладкие губы, и я думал об Эстер; когда я увидел ее в первый раз, она стояла посреди зала, в котором сидели и ели человек триста, и с кем-то беседовала, а ее узенькие плечи были загорелыми и крепкими, и все мужчины в зале поглядывали па нее, но она об этом не догадывалась; была еще слишком молода и хороша, чтобы понимать их взгляды. Совсем как та, что была у меня раньше, которая только потом, когда порвала со мной и у нее завелись другие, стала догадываться, что нравится мужчинам, но никак не могла понять, что они ненавидят ее за то, что она так хороша, и им трудно поверить в ее любовь и постоянство. Чтобы понять это, ей понадобится какое-то время, а когда она поймет, ей сразу станет ясно, что это знание ей ни к чему, и так бывает с ними со всеми.
- Он идет за нами? - спросил я.
- Да.
Мы вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице, а он шел за нами, на каждом шагу хватаясь за перила, и я слышал его тяжелое дыхание, а девушка рядом со мной взбежала по ступенькам как кошка, тихо и легко, и я не видел пота ни на ее лице, ни на платье, а когда мы остановились на верхнем этаже, она повернулась ко мне, и дыхание у нее было чистое, как дыхание ребенка.
- Подожди минутку, - сказала она.
Она пошла по коридору и, когда ей открыли дверь, вступила с кем-то в переговоры, они долго препирались, а старик тем временем добрался до площадки и подошел ко мне,
- Я бы выпил воды, - сказал он.
- Я бы тоже.
- Мне нехорошо.
- Мне тоже.
- Но мне шестьдесят лет.
- Но у тебя есть пятьдесят фунтов, - сказал я. - И она сейчас станет тебя уверять, что ты мастак в этих делах. А я буду стоять здесь, в коридоре, и ждать вас.
- Я бы выпил воды, - повторил он. - О чем они так долго говорят?
- Торгуются о цене. Она подошла и сказала:
- Боятся. Кто-то на них настучал. Пойдемте в другое место.
- Мне нужно выпить воды, - сказал старик. - Я потерял таблетки. У меня больное сердце.