Красавица - [65]

Великодушный продолжал послушно трусить. Проехав уже больше двенадцати часов, даже конь почти истощил свои силы; мы останавливались, чтобы передохнуть, редко и ненадолго. Мне не было покоя. Я снова спешилась и пошла рядом с конем. Великодушный спотыкался, чаще, чем вокруг нас вырастали тени. Я не обращала внимания на себя, хотя, когда остановилась, чтобы взглянуть на небо, мои ноги, обутые в мягкие туфли, воспользовались минутой отдыха и дали мне знать, что они болят и покрыты синяками. Великодушный же стоял спокойно, свесив огромную голову.

– Это немного поможет, – сказала я, сняла седло с уздечкой и аккуратно повесила их на подходящий для этого сук. – Кто знает, вдруг мы сможем вернуться за ними.

Я взяла остатки еды, что была с собой, затем повесила седельную сумку на луку седла. Подумав секунду, я сняла свою тяжелую юбку и добавила ее туда же, повязав плащ поверх нижних юбок и крепко затянув ленту на поясе.

– Идем, – позвала я. Великодушный осторожно встряхнулся и взглянул на меня. – Я тоже не знаю, что происходит. Идем.

И он последовал за мной. Отсутствие юбки значительно помогло моим ногам.

Последний лучик света померк и серебряная вода окрасилась черным, когда вдруг я увидела слабый блеск сквозь деревья слева от себя. Он мерцал долго и постоянно, слишком спокойно и прямо, чтобы быть отблеском текущей воды. У меня перехватило дыхание, и я начала пробираться сквозь внезапно ставшими густыми кусты, Великодушный фыркал и с треском следовал за мной. Это была дорога. Она тянулась справа от меня и кончалась в нескольких футах слева, вся в неровных клочках песка и камня. Она не была ровной и прямой, как мне запомнилось, но глаза мои устали и слезились. Ноги ступили на дорогу как раз тогда, когда последний луч света умер, в темноте превращая ее в грязное пятно.

– Нам придется подождать, пока взойдет луна, – раздраженно сказала я.

Постояв немного, бесполезно озираясь вокруг себя, я прошла обратно к краю дороги и села под деревом. Великодушный внимательно осмотрел меня, потом вступил на дорогу из песка и повалялся на ней, фыркая, громко выдыхая и вскидывая копыта. Вернувшись, он осыпал меня пылью, а я скормила ему еще хлеба. Он пожевал листья на дереве, под которым я сидела, а потом опустился, чтобы устроиться ко сну. Я уселась, обвив руками колени, ожидая, пока луна взойдет достаточно высоко, чтобы осветить нам путь. Казалось, прошли часы, хотя это было не так: луна поднялась рано, небо было чистым и безоблачным; а свет звезд стал настолько ярок, что от него несколько спутанных кустов отбросили тени. Дорога стала тусклой и бледной лентой, тянущейся в лес – она мало что обещала. Я вздохнула, затем подошла к коню и похлопала его по лопатке.

– Можно на тебе прокатиться? – я стерла грязь с его спины уголком плаща и взобралась на него, опираясь на низко висящую ветку.

Впервые я научила его повиноваться моим ногам и голосу, когда он был годовалым жеребенком, прежде чем на него одели сбрую; но это было давно и я ощутила неуверенность, сев на его широкую спину без седла. Но он ступил на дорогу и пошел спокойной рысью, чуть покачиваясь, а я вцепилась в его гриву, так что все прошло довольно сносно. Я обнаружила, что засыпаю на ходу. Только перемена в скорости шага коня удерживала меня ото сна: рысью, легким кантером, галопом и снова рысью – он нашел свой темп. Конь поднял голову и навострил уши, а я сосредоточилась на том, чтобы не упасть – и не думать о том, что ожидает меня впереди. Сначала нам надо отыскать замок.

Может, прошло несколько ночей, а я не осознавала этого. Великодушный перешел с рыси на медленный шаг, а затем – вообще остановился. Я открыла глаза и чуть огляделась. Мы подъехали к огромным серебристым воротам, но они не открылись, даже когда конь выставил нос, дотронувшись до них. Я заставила Великодушного опускаться, пока не смогла дотянуться до ворот и толкнуть их своей рукой; ладонью я почувствовала их поверхность - гладкую и слегка прохладную. Ворота вздрогнули, словно испуганное животное, и казалось, внезапно озарились теплым серым светом, как земля на заре. Они медленно отворились с легким вздохом. Я не стала долго раздумывать; Великодушный пустился галопом, как только ворота открылись настолько, чтобы мы смогли проехать. Я наклонилась вперед, держась за него руками и ногами.

Замка не было видно, пока мы к нему не подъехали. Было темно, темнее, чем тени, который он отбрасывал; даже лунный свет избегал замка. Огни в саду были немногочисленны и тусклы, закрывая нам путь, когда мы галопом мчались по полю и сквозь декоративные деревья. Великодушный проехал прямо в конюшню и остановился. Я съехала с его спины, и ноги мои чуть не сложились подо мной, когда я спустилась на землю. Дверь конюшни не открылась. Я положила на нее обе ладони, она задрожала, как и ворота, но не отворилась. Я толкнула ее в направлении, в котором она обычно открывалась: медленно и с сизифовым трудом мне удалось ее открыть. Пара свечей освещали путь, когда мы зашли. Я отворила дверь стойла и послала Великодушного внутрь, накинула на него, разгоряченного, попону, слегка похлопала его, поблагодарила и ушла. Я потом за ним поухаживаю. Мне надо найти Чудовище.