Красавица - [67]

Я кивнула.

– Да. Грейс теперь не успокоится, пока не получит от него точные вести. Но все в порядке. Они надеются, что он вернется к ним с человеком, который везет ему письма от Грейс и Отца. Ты позволишь мне… иногда… вновь смотреть на них? – робко спросила я.

Чудовище кивнуло.

– Конечно. Хотя, ты знаешь, мне немного жаль молодого священника.

Я снова выглянула в окно. Махнула рукой, показывая на поля и сады, и спросила:

– Ты… все это не сильно пострадало от моего… позднего приезда?

– Нет, Красавица, не волнуйся, – сказал он.

Я замешкалась.

– Что произошло бы, если… если бы я не вернулась?

– Что произошло бы? Ничего, – ответил он. – Совсем ничего.

Я уставилась на него, не понимая, пока его ответ повис между нами в утреннем воздухе.

– Ничего? Но…

Я остановилась, не желая упоминать или скорее, вспоминать, его ужасающую неподвижность, когда я вошла в комнату.

– Я умирал? – закончил он. – Да. Я умер бы, а вы с Великодушным вернулись бы к семье; а через двести лет замок этот затерялся бы в разросшихся садах, лес подобрался бы к порогу, а в башнях вили бы гнезда птицы. А еще через две сотни лет, даже легенды бы умерли, и остались бы только камни.

Я глубоко вздохнула.

– Тогда вот что я должна тебе сказать, – я подняла на него взгляд.

Чудовище вопросительно посмотрело на меня. Я взглянула вниз и быстро сказала серым камням подоконника:

– Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж.

Кажется, я потеряла сознание, уже не в первый раз. Чудовище исчезло, а за ним и все остальное, или, быть может, это произошло одновременно. Яркая вспышка света – словно взорвалось солнце, а затем меня ударило волной воздуха и поднялся гул: звон колоколов, огромных соборных колоколов и шум толпы, кричащей и радующейся, ржание лошадей, даже выстрелы пушек. Я съежилась прямо там, где стояла и закрыла уши руками, но это совсем не помогло. Замок задрожал подо мной, словно камни в самом основании крепости хлопали в ладони ; затем пол ушел из-под моих ног и меня ударило волнами света и звука. Внезапно все успокоилось также быстро, как и началось. Я опустила руки и с опаской открыла глаза. Сады выглядели по-старому; возможно, солнечный свет стал немного ярче, но ведь было утро и солнце только вставало. Я обернулась и оглядела комнату.

Чудовища нигде не было. Рядом со мной стоял мужчина, одетый в золотой бархат, как и хозяин замка, с белыми кружевами на запястьях и у горла. У него были карие глаза и кудрявые каштановые волосы с седыми прядями. Мужчина был выше меня, хотя не так высок, как Чудовище; и пока я смотрела на него с изумлением, он улыбался мне, кажется, чуть неуверенно. Он был ошеломляюще красив; я моргнула, почувствовав себя глупо.

– Мое Чудовище, – начала я и голос мой прозвучал пискляво. Я почувствовала себя школьницей рядом с этим великолепным джентльменом. – Где он? Я должна найти его…

И я попятилась от окна, не отрывая взгляда от своего неожиданного гостя.

– Подожди, Красавица, – сказал мужчина.

Я остановилась.

– Ваш голос, – отозвалась я. – Мне знаком ваш голос.

– Я и есть Чудовище, – ответил он. – На мне лежало проклятье: я должен был жить в этом замке, будучи ужасным Чудовищем, пока однажды какая-нибудь девушка меня не полюбит, несмотря на мое уродство, и не пообещает выйти за меня.

Я продолжала потрясенно глядеть на него. Голос мой казался мне слабым и звучал глупо.

– Ваш голос… я узнаю его, но он звучит по-другому.

И задала абсурдный вопрос:

– Это и правда ты? В смысле… Я… Что ж, мне довольно сложно…

Я оборвала себя, закрыв лицо руками, и ущипнула себя за подбородок, убедившись, что это не сон; послышался звон браслетов, падающих на мое запястье.

– Да, это и правда я, – мягко ответил он. – но голос мой теперь раздается из груди меньшего размера – человеческой.

– Ты - тот молодой человек с последнего портрета в галерее, – внезапно осенило меня.

Он сухо улыбнулся.

– Да, но, боюсь, теперь я не так молод; Даже заклятия не могут полностью защитить от времени. И я не чувствую себя больше молодым. – Он опустил взгляд на свои руки. – Первые десять лет я учился ходить прямо, как человек.

– Кто сделал это с тобой? – спросила я, вновь попятившись к подоконнику, благодарная за его поддержку, как была благодарна перилам балкона в другую ночь первой встречи несколько месяцев назад.

Он замер.

– Это, вроде как, старое семейное проклятие. Мои предки, хм, вели себя довольно по-ханжески, из кожи вон лезли, пытаясь произвести впечатление на соседей своим благочестием. После первых нескольких поколений фарисейской семейки, местный колдун потерял терпение и проклял их: но, к несчастью, их добродетель была значительней, чем они о ней говорили, так что проклятье не сработало. Но, будучи колдуном, он решил подождать их первой ошибки. Моя семья посмеялась, что не помогло его настроению – и к несчастью для меня, в конце концов, ошибку совершил именно я. Возможно, ты заметила орнамент на парадных дверях.

Я кивнула.

– Это я, два века назад.

Он отвел взгляд, а когда вновь посмотрел на меня, то вынужденно улыбнулся.

– Прости, я так стар, думаю, счет идет как год за десять. Я очень долго ждал. И теперь не могу тебя отпустить, понимаешь. Надеюсь, ты не будешь сильно возражать.