Красавица и чудовище - [34]

представляли ее интересы, разве вы не помните, когда это было?

— Хотел уточнить… К тому времени они с Мишель стали подругами?

— Конечно.

— Близкими подругами?

— Наверное.

— Настолько близкими, что Мишель доверяла ей свои секреты?

— Приятель, у меня, знаете ли, хватало и своих неприятностей, и мне было неинтересно, о чем разговаривает Мишель с моей женой.

Кто-то забарабанил в дверь.

— Закрыто! — закричал Оуэн. — Прочитайте объявление! Написано же «закрыто»! — Покачав головой, он обратился ко мне: — Проклятые пьянчуги, до последней минуты все ждут, никак не могут утолить жажду. Ведь написано: «закрыто», так для чего колотить в дверь? — Он посмотрел в сторону двери и еще раз прокричал: — Закрыто! Расходитесь по домам! Ничего не выйдет! — Покачав головой, он пробормотал себе под нос: — Проклятые пьяницы! — а потом вновь обратился ко мне: — Такая вот история.

— Харпер когда-нибудь говорил о Мишель?

— Нет.

— А казался он вам ревнивым?

— Нет.

— Как Мишель вела себя с другими мужчинами?

— Прекрасно.

— Кокетничала с кем-нибудь?

— Нет.

— Видели ли вы хоть раз, чтобы они ссорились при посторонних?

— Нет.

— А не случалось ли вам заставать ее в слезах у себя дома? Когда она приходила к Салли посекретничать?

— Нет.

— О чем вы говорили с Харпером, когда ездили на рыбалку?

— Да мы не ездили. Шли за мост и рыбачили там.

— Ночью?

— Ночью, как правило. Иногда по уик-эндам. Зачем нужен был бы мост, если бы с полдюжины негров не рыбачили с него?

Он подождал, как я отреагирую на его слова, и, казалось, был разочарован, не заметив на моем лице никаких эмоций.

— Так о чем шел разговор, пока рыбачили?

— До начала развода или потом?

— До того.

— Да обо всем на свете. Такого болтуна, как Джордж, я не встречал. Жужжал мне в ухо всю ночь напролет. Всякие истории: про свое армейское житье-бытье, про свой бизнес, про свое детство в Майами, — да обо всем на свете. Рта не закрывал.

— А ваша жена говорит о нем совсем не так.

— А он на самом деле был вот таким: мистер Болтун. Послушайте меня: на свете нет второй такой бестолочи, как Салли. То, что она думает, далеко не всегда соответствует фактам, понимаете? Единственное, что интересно Салли, — это собственная персона, за которую и дырявого цента не дашь. Джордж Харпер мог бы организовать четырехдневную обструкцию в сенате, а Салли на это и внимания не обратила бы. Все, что заботит Салли, она сама, и точка.

— Салли, однако, уделяла достаточно много внимания Мишель, выслушивала ее всякий раз, как та являлась к ней с…

— Такова участь черной женщины, — заявил Оуэн и опять уставился на меня, ожидая моей реакции.

— Вам не кажется, что Мишель приходилось нелегко? — спросил я. — Иностранка. Белая женщина, вышла замуж за черного. В Калузе у нее не могло быть много друзей…

— Ни разу не слыхал, что у Мишель какие-то затруднения. Не знаю, что натрепала вам эта вонючка Салли, но я на вашем месте не верил бы ни одному ее слову. Она с вами кокетничала?

— Нет. Ничего похожего не было.

— Не сидела перед вами, скрестив ноги и задрав юбку выше задницы?

— Нет.

— И не трясла перед вами титьками?

— Нет.

— Должно быть, состарилась, — решил Оуэн.

— А какое у вас впечатление от Ллойда Дэвиса? — спросил я.

— А кто такой Ллойд Дэвис?

— Я думал, вы знакомы с ним. Он был почетным гостем на свадьбе Харпера…

— Так меня там не было.

— Совершенно точно, что несколько раз он заходил к Харперам.

— Ах да, Дэвис. Большущий черный ниггер вроде меня, верно?

Я не ответил ему.

— Теперь припоминаю, — сказал Оуэн и улыбнулся с таким видом, будто одержал какую-то одному ему известную победу.

— Расскажите мне еще о Харпере, — попросил я.

— Что вы хотите узнать? — спросил со вздохом Оуэн. — У меня был длинный день, приятель, мне пора домой.

— Кажется ли он вам человеком жестоким?

— Нет. Совсем напротив. Скорее, мягким. Всегда переживал, если надо снять рыбу с крючка. Бывало, говорил, что рыба-то чувствует то же, что и мы с вами.

— А вы как считаете: убил он свою жену?

— Быть этого не может.

* * *

Я застал своего партнера Фрэнка в нашей конторе, когда прибыл туда в начале седьмого. Ему страшно не понравилась сделка, которую я заключил с Уиллоби, и это все еще продолжало портить ему настроение к моменту моего прибытия.

— Мы как будто были партнерами, — заявил он мне, не успел я войти. — Ты не имел права обращаться к нему за моей спиной.

— Не собирался обманывать тебя, — возразил я.

— Нет? Но ты ведь отправился к этому мошеннику, у которого, как известно каждой собаке в Калузе, комплекс вендетты, даже не посоветовавшись со мной, и заключил с ним соглашение, согласно которому ты выполняешь всю черновую работу, а он в это время бездельничает, зато потом вся слава, если, конечно, он сумеет выиграть это дело, достанется ему. Только я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Едва ли Уиллоби это по силам, твой Харпер виновен, никаких сомнений.

— Я в этом совсем не уверен.

— Кто, по-твоему, возместит наши убытки, Мэттью?

— Какие убытки?

— Те убытки, которые терпит наша фирма, пока ты носишься по всему городу, работая не покладая рук на Уиллоби. Убытки от потери твоего времени, Мэттью, убытки, которые мы уже понесли, так как тебя не было в конторе весь день. Ты же летал в Майами, а телефоны трещали без умолку. Как говорил Авраам Линкольн: «Время адвоката и его советы — вот его акции». Наше