Красавчик - [26]

— Новая блажь нашла… Бродяг разных в дом напускать… Неугомонный… Ну, иди за мной!

Это она крикнула Мишке… Огорошенный резким окриком и намеками на каких-то разных бродяг, которые он принял на свой счет, Красавчик робко поплелся за женщиной. Они поднялись по широкой лестнице, украшенной ковром и цветами, во второй этаж. Отсюда железная винтовая лестница вела еще выше. Женщина начала взбираться по ней, кляня себе под нос и какого-то барина и крутую, неудобную лестницу.

Красавчик карабкался вслед за ней и чувствовал себя точно во сне. Казалось, вот-вот он проснется и исчезнет широкая спина женщины и витая лесенка и сам дом, и он очутится снова в пещере над лесным озером.

Взобрались. Жестом велев мальчику подождать, женщина постучала в какую-то дверь. За нею глухо прозвучал знакомый, но недовольный почему-то голос:

— Кто, там?

— Я, барин, я — Марфа.

Красавчик удивился, что голос женщины теперь не таил и тени недовольства, а звучал ласково и подобострастно.

Раздались шаги за дверью, щелкнул ключ. Красавчик увидел знакомую фигуру художника, облаченного в широкую, длинную серую блузу. Брови Борского были слегка нахмурены, точно он был недоволен, что ему помешали. Увидев мальчика, художник ласково улыбнулся, и улыбка эта смыла недовольство. Глаза его засветились добрыми, хорошими огоньком.

— А, пришел, Миша? Ну, и отлично. Иди, брат. Вы, Марфа, можете идти.

Он подался вглубь комнаты, жестом приглашая Красавчика войти. Тот робко переступил порог.

Громадная комната вся была залита светом. И стены и потолок у нее состояли из окон, местами задернутых цветными шторами. На полу у стен и на треножниках стояли картины. Одна громадная занимала чуть ли не пол комнаты. В углах и даже посреди комнаты возвышались какие-то статуи, на табуретах и мягких диванах валялись палитры, кисти, ящики с красками. В комнате царил такой беспорядок, точно её обитатель спешно готовился к отъезду.

Красавчик не ожидал увидеть что-нибудь подобное и остановился в изумлении. Картины, глядевшие отовсюду, напоминали ему выставку на окне художественного магазина на Морской, у которой часто и подолгу стаивал Мишка, смотря на картины. Теперь ему показалось, что он попал в такой магазин, но краски и кисти навели его мысль на настоящий путь. Он сообразил вдруг, что художники и есть те люди, что пишут картины. Он уже с любопытством взглянул на Борского.

Борский наблюдал за мальчиком, не мешая ему оглядеться и прийти в себя. Сперва недоумение, а потом любопытный взгляд Красавчика открыли художнику мысли, проносившиеся в маленькой голове. Он улыбнулся.

— Да. Миша. Я художник и пишу разные картины — ничего не поделаешь. Тебе не приходилось разве видывать художников?

— Нет, — смущенно ответил Мишка. Он не знал, куда деть руки, и теребил ими куртку. Но тут они казались какими-то неуместными, и Красавчик поспешил засунуть их в карманы.

Правая рука натолкнулась на что-то плоское и твердое. Это был портсигар художника, о котором Мишка совершенно забыл. Он поторопился извлечь его.

— Вот, покраснев вдруг до корней волос, — промямлил он, — мы нашли… вы потеряли… вот…

Рука, протягивавшая портсигар, дрожала… Красавчик боялся глядеть на художника, опасаясь, как бы тот не заподозрил истину.

— Мой портсигар? — воскликнул художник. — А я-то думал, что потерял его невозвратно, Спасибо, Миша, спасибо. Ты совсем славный мальчик, оказывается.

Мягкая рука погладила Красавчика по щеке, потом взяла за подбородок и приподняла опущенную голову. Глаза мальчика встретились с ласковым взглядом художника. Мишка покраснел еще пуще: его смущала непривычная ласка и похвала, казавшаяся незаслуженной.

— Ты не бойся меня, Миша, — звучал мягкий хотя и густой голос, — я тебе ничего дурного не сделаю.

Мягкий ласковый голос располагал к себе, Мишка почувствовал влечение к этому лохматому смуглолицему человеку с такими проницательными и добрыми в то же время глазами. Глаза эти ободряли и ласкали в то же время под их взглядом исчезали смущение и неловкость, точно лед таял под лучами солнца.

— Ну, возьмемся теперь и за работу, прервал разговор художник. Ты не устал?

— Нет.

— Есть хочешь, может быть?

Мишка горел нетерпением узнать, в чем будет заключаться его работа. Он отрицательно покачал головой.

Тут начались странные, совершенно непонятные для Красавчика приготовления.

Художник окинул его пристальным внимательным взглядом. Потом выдвинул на середину комнаты мягкий табурет и усадил Мишку. Отошел шага на два и снова внимательно поглядел на мальчика.

— Не… не то, — покачал головой художник и, снова подойдя к Мишке, начал бесцеремонно поправлять руками положение головы и рук мальчика, точно тот был не живым человеком, а просто куклой.

— Не шевелись и голову вот так… Руку сюда… Да не так… Правую немного выше… Экий ты! Локоть-то не нужно оставлять… Вот так… Говорю, убери локоть!

В голосе Борского звучало нетерпение и даже раздражение; Мишка перетрусил, подумав, что рассердил чем-нибудь художника. Тот же был поглощен до такой степени постановкой натуры, что не замечал испуганного лица мальчика.

— Ногу на ногу… Так… Подайся немного вперед… Да не верти же голову… Не шевелись… Так, хорошо…