Красавчик - [60]
Где-то между вторым и третьим виски возвращались дети — три сорванца от девяти до тринадцати лет, вечно потные, грязные, часто — в синяках и ссадинах. Дороти жаловалась — они опять играли с ребятами из негритянского квартала — и сокрушалась о печальном соседстве, на которое обрекала семью никчемность отца.
— Вы правы, дорогая, — отвечал Теобальд.
И, обращаясь к сыновьям, прибавлял:
— Нечего вам делать у цветных. Ваше присутствие там совершенно неуместно. Разумеется, я не отрицаю, что цветные как люди тоже достойны уважения. В конце концов они американские граждане. Но если Бог создал одних белыми, а других черными, значит, он хотел подчеркнуть разницу. Этого не следует забывать.
— К черту! — обрывали отца мальчишки. — Сами разберемся. Чего завел свою шарманку? Скорее жрать давай — в брюхе урчит!
Брэдли, широко улыбаясь, только кивал. Ему нравилось думать, будто дети и в самом деле лучше его знают, как себя вести. К тому же он надеялся, что время и жизненный опыт постепенно внушат им надлежащее отношение к цветным. Он шел на кухню, готовил ужин, ел в кругу семьи, мыл посуду, просматривал газетную рекламу и ложился в постель. Дороти, если не уходила в кино, тоже ложилась, взяв женский журнал, читала рассказы о любовных приключениях, завершавшихся выгодным браком, и злобно поносила судьбу и своего супруга. Теобальд же размышлял над каким-нибудь стихом из Библии. За окнами по-прежнему гудели автомобили. Брэдли начинало клонить в сон, он клал Библию на столик у изголовья, разделявший их с женой кровати, и принимался молиться.
— Господи, — шептал он, — да будет благословенно имя Твое! Ты сделал меня бедным, словно Иов. Машина моя убога, холодильник стар и в жалком моем жилище всего одна ванная комната. Ты сделал меня таким же бедняком, как мои земляки с озера Эри. Я принял испытание с благодарностью, уповая на то, что сие зачтется мне на небесах или даже в юдоли земной. Неисповедимы пути Твои, но я готов на любую жертву. И если бы Ты пожелал призвать к себе жену мою Дороти, я и тут не стал бы противиться.
Однажды вечером, как две капли воды похожим на другие вечера, Дороти читала трогательную повесть о юной сиделке — благовоспитанной барышне, ухаживавшей за респектабельным инженером с годовым жалованьем в шестнадцать тысяч долларов. Свет лампы падал только на журнал, а вся комната была погружена в полумрак. Теобальд завершил размышления над стихом из Библии, вознес молитву Господу и, повернувшись на левый бок, задремал было, как вдруг кто-то коснулся его лица. Открыв глаза, нищий увидел в дальнем, темном углу комнаты ангела, сильного, осиянного мягким светом, который говорил громким, однако приятным голосом: «Теобальд Брэдли, встаньте, облачитесь в одежды свои и спускайтесь в гараж». Дороти ничего не слышала и не замечала. Из-под сиделкиной шапочки выбился белокурый локон и порхнул к щеке шестнадцатитысячедолларового инженера: поцелуются влюбленные или нет? Дороти мучилась неизвестностью. Но скрипнули дверные петли — увидев мужа одетым и готовым выйти из комнаты, она очень удивилась.
— Бальд, вы что, с ума сошли?
— Я в гараж, — лаконично ответил муж, прикрывая за собой дверь.
В доме было темно; ангел шел впереди, предупредительно светясь. Теобальд, желая удостовериться в реальности вестника, дотронулся до него пальцем и ощутил крепкую плоть небесного создания. И перья его широких крыльев тоже были вполне осязаемы. У распахнутых дверей гаража ангел повелел: — Теобальд Брэдли, садитесь за руль. А я — рядом с вами.
— Простите, далеко ли мы направляемся? В баке почти нет бензина.
— Это совершенно неважно, — сказал ангел.
Проезжая по негритянскому кварталу, они остановились на красный свет, и Теобальд заметил (впрочем, не придав этому особого значения), что из кегельбана вышел высокий, атлетического сложения негр с лейкой в руке. Вид у него был растерянный, он поглядывал то на небо, то на свою лейку. Наконец черный квартал кончился. Следуя указаниям ангела, Брэдли свернул в пригород. Они уже проехали больше двенадцати миль, бензина наверняка не хватит.
— Долго ли еще? — спросил Теобальд. — Похоже, мы не дотянем.
— Ничего не бойтесь, — услыхал он в ответ. — С вами я.
И вдруг шум мотора смолк, хотя механизм работал нормально. Теобальд тревожно поглядел на ангела.
— Вперед, вперед!
Детройт остался далеко позади, за окном мелькали поля. Брэдли вел машину с такой легкостью, будто бак был полон до краев, и ничего не страшился. Его обуял мучительный восторг — весьма типичный симптом при созерцании откровенных чудес. Он пытался вообразить невообразимую и вместе с тем реальную картину: цилиндры, где не сгорали газы, куда не попадал бензин и где поршни, движимые лишь ангельской волей, ритмично двигались туда-сюда.
— Но как же вам это удается?..
— Я тут ни при чем, — отвечал ангел. — Это все Великий Мотор.
— Великий Мотор?
— Теперь налево. Вот мы и добрались.
Луна освещала голую, без единого деревца равнину. Машина свернула на узкую каменистую дорогу, которая вела к четырем большим прямоугольным строениям. Деревянные, на железных каркасах ангары больше напоминали заводские подсобные помещения, чем фермерские сараи. Фары выхватили из темноты домик слева от дороги и нечто вроде гаража — справа (видно, в этой пристройке когда-то был хлев).
«Сказки кота Мурлыки» являются классикой детской литературы. Сестер Дельфину и Маринетту и их друзей, животных с фермы, знают даже те, кто никогда не слышал имени Марселя Эме. Надеемся, что с ними подружатся и наши читатели — и взрослые, и дети.
«Сказки кота Мурлыки» являются классикой детской литературы. Сестер Дельфину и Маринетту и их друзей, животных с фермы, знают даже те, кто никогда не слышал имени Марселя Эме. Надеемся, что с ними подружатся и наши читатели — и взрослые, и дети.
В одном из последних романов М.Эме, «Уран», описывается малоизвестный российским читателям период истории Франции — первые месяцы после освобождения от фашистской оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Марсель Эме (1902–1967) — всемирно известный писатель, продолжатель лучших традиций французской литературы, в произведениях которого причудливо сочетаются реализм и фантастика, ирония и трагедия. В России М. Эме известен главным образом детскими сказками и романами. Однако, по мнению критиков, лучшую часть его творческого наследия составляют рассказы, в том числе и вошедшие в этот сборник, который «Текст» издает второй раз.«Марселю Эме удается невозможное. Каждая его книга может объединить, пусть на час, наших безнадежно разобщенных сограждан, растрогать самых черствых, рассмешить самых угрюмых.
Марсель Эме (1902–1967) — французский писатель прозаик, драматург, автор комедий, романов, сказок и новелл.В сборник вошли лучшие рассказы писателя, большинство из которых переведено на русский язык впервые.
Романы французского писателя Марселя Эме (1902–1967) «Ящики незнакомца» и «Наезжающей камерой» публикуются на русском языке впервые. По усложненности композиции и нарочитой обнаженности литературных приемов они близки исканиям некоторых представителей «нового романа», а также линии абсурда у экзистенциалистов.В романе «Ящики незнакомца» на фоне полудетективного, полуфантастического сюжета с юмором, доходящим до сарказма, представлены странно запутанные взаимоотношения героев с их маленькими сиюминутными трагедиями и глобальными философскими изысканиями.Как будто в старой киноленте мелькают герои романа «Наезжающей камерой», в котором дерзко сочетаются глубокие чувства с низменными инстинктами, восхищенные эстетские разговоры с откровенной глупостью, благородная дружба с равнодушным предательством.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Можно попытаться найти утешение в мечтах, в мире фантазии — в особенности если начитался ковбойских романов и весь находишься под впечатлением необычайной ловкости и находчивости неуязвимого Джека из Аризоны.
В сборник вошли рассказы молодых прозаиков Ганы, написанные в последние двадцать лет, в которых изображено противоречивое, порой полное недостатков африканское общество наших дней.
Йожеф Лендел (1896–1975) — известный венгерский писатель, один из основателей Венгерской коммунистической партии, активный участник пролетарской революции 1919 года.После поражения Венгерской Советской Республики эмигрировал в Австрию, затем в Берлин, в 1930 году переехал в Москву.В 1938 году по ложному обвинению был арестован. Реабилитирован в 1955 году. Пройдя через все ужасы тюремного и лагерного существования, перенеся невзгоды долгих лет ссылки, Йожеф Лендел сохранил неколебимую веру в коммунистические идеалы, любовь к нашей стране и советскому народу.Рассказы сборника переносят читателя на Крайний Север и в сибирскую тайгу, вскрывают разнообразные грани человеческого характера, проявляющиеся в экстремальных условиях.
Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.