Крах диссидентки - [36]

— Да, я согласна, — холодно подтвердила Вита, поскольку Арсений, занятый своими мыслями, молчал.

— Ну, что вы скажете? — повернул чубатую голову к Арсению Марчук, глядя куда-то мимо него.

— А что бы вы сказали, если бы оказались на моем месте? — вопросом на вопрос ответил Арсений.

— Я… гм… дал бы согласие, так как гм… де-факто, отец не тот, кто платит алименты, а тот, гм… кто воспитывает…

— Теоретически это так, — усмехнулся Арсений. — А де-факто — совсем иначе. И мне, простите, смешно, что вы, интеллектуал, этого не понимаете.

— Но Алеша все равно не ваш! — обиженный насмешливым тоном, воскликнул Марчук, радуясь, однако, в душе, что Арсений не согласен на усыновление им Алеши.

— А чей же? — спросил он, чувствуя все большую раскованность от того, что не Вита и Марчук ему, как это было прежде, а он им диктует свою волю.

— Наш! — выпалил Марчук, величественно сложив на груди руки.

— Это точно: наш, то есть Витин и мой! А вот, кажется, и Алеша бежит! — услышав под окном мелкие шаги, произнес Арсений. Встал из-за стола — считал разговор оконченным и потому, что очень хотел встретить сына, по которому скучал. В комнату вихрем влетел Алеша, повис у отца на шее, закричал:

— Я знал, что ты приедешь! Я знал!

— Мама, я же тебя просила! — сердито глянула Вита на Елену Львовну.

— Здравствуйте, Елена Львовна! — весело проговорил Арсений, искренне благодарный ей, что она — явно наперекор Вите! — раньше вернулась домой, желая порадовать Алешу встречей с отцом.

— Здравствуй, — тихо отозвалась Елена Львовна.

— А что ты мне привез? — спросил Алеша, когда вспышка радости прошла.

— Не давай ты ему столько конфет! — властно крикнула Вита, забыв, должно быть, что Арсений уже не ее муж.

Так и стояли: Арсений держал на руках счастливого Алешу, Вита сжимала спинку стула, Марчук от нечего делать цедил коньяк, Елена Львовна, опустив голову, покрытую черным платком, концами его протирала свои большие очки. Арсений в душе торжествовал: за время их разлуки это было первое Витино поражение, его победа.

— Мирослав, поехали! — властно подала команду Вита, стукнула стулом и, злобно взглянув на мать, выбежала из дома.

Марчук неохотно поставил рюмку на стол, встал и, высоко подняв голову, покорно пошел за Витой. А прогревая мотор, он газанул так, что стекла в окнах зазвенели. «Рассердились молодые», — подумал Арсений. Машина с ревом вылетела со двора. Елена Львовна облегченно вздохнула, надела наконец очки, ласково взглянув на Арсения, спросила, как всегда, когда он приезжал:

— Может, чаю выпьешь?

— Выпью! — весело ответил Арсений, поняв, что завоевал еще одну победу: эта добрая женщина не приняла Марчука в свое материнское сердце.

6

Вот и опять они сидели втроем — Арсений, Елена Львовна, Алеша, — точнехонько так, как раньше. Деликатная Елена Львовна убрала приготовленное Витой и поставила свое: пирожки с капустой — Арсений любил их, — коржики, клубничное варенье из ягод собственного урожая. Варила варенье Елена Львовна так, что ягоды оставались целыми и вкусными, душистыми, будто только что с грядки. Алеша так соскучился по отцу, что не сходил с его колен, хотя сидеть было и не очень удобно. «Несчастная женщина, — с жалостью думал Арсений о Елене Львовне. — Знает ли она, что Вита собирается с Марчуком в Америку? А оттуда возврата нет, как с того света».

— Я знала, что ты не отдашь им Алешу, — сказала Елена Львовна, с благодарностью глядя на Арсения. — Этот не любит мальчика. Только играет с ним, как Алеша с Шариком. Ой боже, что Вита наделала… — заплакала Елена Львовна, сняла очки, принялась фартуком вытирать глаза.

— Бабуся, не плачь, — проникаясь настроением взрослых, попросил Алеша, моргая глазами, как делал всегда, сдерживая слезы. — Я не уеду от тебя…

— Ох, Алешенька, — тяжело вздохнула Елена Львовна. — Радость ты моя…

Невольно и Арсений вздохнул: жизнь повернулась так, что Алеша стал и для него, и для Елены Львовны не только радостью, но и печалью. И Алешино счастье, что он еще не понимал, какая трагедия произошла в его судьбе. Уютнее устроившись на коленях у отца, с удовольствием ел варенье, облизывая языком ложку, чтоб не испачкать скатерть, а бабуся, сидя напротив, ласково смотрела на него… Все так, как и было! А что бабуся только что плакала, то это с нею часто случается, даже если он и набедокурит, она не ругает его, а плачет. И слезы ее сильнее действуют на Алешу, нежели мамины сердитые нотации. Кто такой этот дядя Мирослав, Алеша не мог понять. И не понял, когда соседский мальчик Ванька, с которым Алеша постоянно играл, спросил:

— У тебя теперь два отца?

— Нет, один! — возразил Алеша, даже не удивившись, почему Ванька сказал такую глупость.

— А моя мама говорит, что у тебя теперь два отца, — пожал плечами Ванька, не зная, кому верить, — матери или Алеше.

— Один! — твердо повторил Алеша. — И он, бабуся сказала, завтра приедет! Вот увидишь!

А вернувшись от соседей, Алеша спросил бабушку:

— У меня один отец?

— Один, — ответила бабушка, и губы ее задрожали.

— А чего же Ванька говорит, что два? — допытывался Алеша, заглядывая бабушке в глаза.

— Он ничего не знает, а потому и говорит глупости! — Елена Львовна сняла очки и принялась протирать их фартуком, чтобы, говоря неправду, не смотреть в правдивые глаза внука. — И ты не слушай его. Отец у тебя один, и он завтра приедет…