Крадущиеся на глубине. Боевые действия английских подводников во Второй мировой войне. 1940–1945 гг. - [80]

Ровно в половине первого, когда я уже открыл рот, чтобы отдать приказ начать движение, мы увидели вспышки. С берега нам передавали точку и тире. Сигнал был виден совершенно отчетливо, но задержка на полчаса была более чем странной, следовало не спешить, а подумать.

Наши часы показывали цейлонское время (шесть с половиной часов вперед по сравнению с гринвичским). Поскольку мы находились восточнее, можно ожидать, что местное время в Сабанге отлично от цейлонского; причем, судя по расстоянию, именно на полчаса. Произойти могло все, что угодно. Абориген с Суматры мог не обратить внимания на время, не посчитав его важным фактором. Возможно, на берегу стоял японец, который передавал сигнал по своим часам. Агента вполне могли схватить, и он под пытками рассказал все, что знал. К тому же он мог оказаться предателем.

Но с другой стороны, нельзя было исключать вероятность какой-нибудь случайности, вызвавшей задержку; а то, что опоздание получилось ровно на полчаса, – всего лишь совпадение. У него вполне могли остановиться часы, а когда он их снова завел, то машинально поставил местное время. Мало ли что!

Но существовала еще одна странность в этом сигнале. Он шел не с места высадки, а откуда-то значительно правее. Причем настолько правее, что, судя по всему, передающий его человек находился на пляже напротив деревни. Если игра действительно проиграна, судя по всему, японцам неизвестно точное место. Но нельзя исключить и другой возможности: агент только что выбрался на берег и не успел выйти на нужное место.

Как бы там ни было, мы приняли решение не посылать шлюпку в деревню и дождаться следующей ночи. Если агент ошибся, у него будет время разобраться в этом. Поэтому мы отошли в море и возобновили зарядку батарей.

На всякий случай я решил в течение дня держаться подальше от острова, и на рассвете, когда лодка погрузилась, мы направились к центру Бенгальского прохода. Утром мы заметили маленький паром, который вышел из Ули-Лое – конечного пункта местной железной дороги, пересек пролив и скрылся за восточной оконечностью Пуло-Вег. Я смотрел на пассажиров парома, прошедшего в миле от нас, и думал, что они, должно быть, приехали одним из тех поездов, которые мы видели на мосту. Если бы не специальная операция, в которой мы участвовали, то попробовали бы взять одного или двух пленных. Не исключено, что позже, после завершения операции, у нас еще появится такой шанс. Поразмыслив, я решил провести остаток дня, исследуя порт Ули-Лое, из которого вышел паром. И здесь произошел забавный инцидент, который в первый момент озадачил меня, но потом оказался чрезвычайно важным.

До самого вечера мы патрулировали в двух с половиной милях к северу от интересующего нас места и заметили, как от пристани отошли две невзрачные рыбацкие моторки. Они неторопливо двинулись в нашу сторону, при этом иногда останавливались, а потом снова возобновляли движение. Я заподозрил, что они осуществляют противолодочное патрулирование, но никак не мог объяснить их поведение. Таких совпадений не бывает! Тем более, что я не сомневался: они никак не могли заметить наш перископ. Все-таки море было неспокойным, да и расстояние до берега внушительное – две с половиной мили. Возможно, шум наших винтов засекли на какой-нибудь береговой станции, но при здешних глубинах это было мало вероятно. Что-то в этом было неправильное, что-то меня беспокоило, но я никак не мог понять, что именно, поэтому благоразумно удалился на северо-восток и вскоре потерял странные лодки из виду.

В полночь мы заняли позицию точно напротив места высадки. На этот раз в боевую готовность был приведен орудийный расчет.

Сигнал поступил снова ровно в половине первого, и мы оказались перед необходимостью принять очень трудное решение. Будучи капитаном субмарины, я имел право вето. Если я считал, что лодке и экипажу угрожает слишком серьезная опасность, я имел право и был обязан прервать операцию. С другой стороны, я не мог заставить майора ее продолжать, если он считал шансы на успех минимальными. Обстоятельства казались весьма подозрительными, но у нас не было явных доказательств провала агента. На вторую ночь сигнал передавался хотя и не с места высадки, но теперь его источник располагался намного ближе, в четверти мили от деревни. Я не видел возможности при сложившихся обстоятельствах прервать операцию. По возвращении мне придется объяснить свое решение капитану Ионидису, и чем дольше я думал, тем яснее понимал, что доводы, которые я смогу привести, будут выглядеть неубедительными. Да и нельзя было забывать о наших обязательствах перед агентом-аборигеном, который рисковал больше нас всех. Мы не могли просто так бросить его на произвол судьбы, которая, если он попадет в руки японцев, будет незавидной. Мне казалось, что сомнения должны разрешиться в его пользу.

Мы с майором стояли на мостике и вяло спорили, не в силах отыскать приемлемое решение. Он был явно напуган, причем вряд ли его можно было осуждать. Ведь именно ему предстояло отправиться на берег. Воздух был пропитан запахом предательства. А виднеющийся в темноте остров казался затаившимся чудовищем, изготовившимся к прыжку. Но каковы бы ни были мои чувства, я был убежден, что именно майор должен решить дальнейшую судьбу операции.