Краболов - [18]

— Говорят, что миноносцы здесь для того, чтобы охранять краболовные суда... Еще чего!.. У них вовсе не одна эта задача. Наоборот, их главная задача —  подробно изучить море и климат здешних вод до Сахалина и Курильских островов, чтобы в случае чего быть наготове. Это, наверное, секрет, только говорят, что на самый крайний из Курильских островов потихоньку свозят пушки, горючее...

— Я даже удивился, когда первый раз услышал... А только все войны, которые Япония вела до сих пор, на самом деле, — если докопаться до самой что ни на есть сути, —  затевались по указке двух-трех богачей, только предлоги придумывали разные. Им, видно, хочется прибрать к рукам места повыгодней, вот они и действуют. Рискованное дело!

7

Загрохотала лебедка: спускали кавасаки. Внизу стояло четверо рыбаков. Стрела лебедки была коротка поэтому они следили за спуском и подталкивали кавасаки, не давая ей стукаться о палубу. Это была опасная работа. Лебедка на изношенном судне шаталась как колени больного бери-бери. Зубчатая передача барабана лебедки то и дело отказывала, и бывало, что трос вдруг начинал разматываться только с одной стороны. Тогда кавасаки, повиснув криво, точно копченая селёдка, срывалась вниз, и зазевавшиеся рыбаки получали ушибы и ранения.

То же случилось и этим утром. Кто-то крикнул: «Берегись!» Голова рыбака, по которой удар пришелся прямо сверху, вдавилась в грудь, как свая в болотистую почву.

Рыбаки понесли раненого к врачу. Те из них, которые теперь называли про себя инспектора скотиной, решили попросить врача выдать свидетельство о болезни. Инспектор был змеей в человеческой коже, и ясно было, что он обязательно станет придираться. А для того, чтобы иметь возможность протестовать, нужно было получить свидетельство. К тому же врач относился к рыбакам и команде с некоторым сочувствием.

— На этом пароходе раненых и больных от работы гораздо меньше, чем раненых и больных от побоев,— ужаснулся он. Он говорил, что каждый случай надо заносить в дневник, чтобы иметь впоследствии доказательства, и довольно заботливо относился к больным и раненым.

— Мы бы хотели получить свидетельство... —  начал один из рыбаков.

— Сначала врач как будто удивился.

— Гм!.. Свидетельство?..

— Нам достаточно, если вы напишите все так, как оно случилось.

Рыбаки нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

— На этом судне постановлено не выдавать таких свидетельств. Правда, это постановление — произвол, но всё таки... могут быть нежелательные последствия.

Заика с досадой щелкнул языком.

— Недавно был такой случай: пришел ко мне рыбак, который оглох от того, что его ударил Асагава-кун[20], и я, ничего не подозревая, выдал ему свидетельство. И вышел скандал. Ведь такое свидетельство всегда может стать доказательством... против Асагава-кун...

Выходя из каюты врача, рыбаки разочарованно думали о том, что врач тоже больше не на их стороне.

Пострадавшему, к общему удивлению, как-то удалось выжить. Но целые дни слышно было, как он стонет, забившись в непроглядно темный угол.

Когда он начал поправляться и его стоны перестали всех изводить, умер рыбак, больной бери-бери. Ему было двадцать семь лет. Родом он был из Токио, завербован посреднической конторой Ниппари; с ним был еще десяток товарищей оттуда же. Однако инспектор распорядился, чтобы при покойнике оставались только больные, которые не выходят на работу.

Когда его раздели, чтобы обмыть тело, в нос ударило зловоние. На груди копошились отвратительные белые плоские вши. Тело, покрытое чешуйками грязи, было похоже на ствол упавшей сосны. Ребра резко выдавались.

После того как болезнь обострилась, ему было трудно двигаться, и он, по-видимому, ходил под себя. Запах от него был ужасен. И фундоси и рубашка почернели, а когда их сняли, они чуть не рассыпались, как будто сожженные кислотой.

Передавали, что он перед смертью говорил: «Не хочется умирать на Камчатке!» А теперь, когда он умирал, никого не было рядом. На этой Камчатке и не помрешь по-человечески! Рыбаки думали о том, каково ему было перед смертью. Некоторые громко плакали.

Когда пошли в кухню за горячей водой для обмывания, кок сказал:

— Жаль беднягу! Берите больше. Наверное, тело -то все в грязи.

Возвращаясь с водой, рыбаки натолкнулись на инспектора.

— Куда несете?

— Обмывать.

— Много воды не тратить! — Он как будто хотел добавить еще что-то, но промолчал и ушел.

Когда они вернулись, один рыбак проговорил, трясясь от ярости:

— Никогда еще мне так не хотелось вылить ему весь этот кипяток на голову!

Опять с назойливым обходом явился инспектор и, оглядев всех, ушел. Но рыбаки решили продежурить возле покойника всю ночь, хотя бы на следующий день пришлось клевать носом, валиться с ног во время работы. Так и порешили.

В восемь часов все приготовления были сделаны. Рыбаки, чернорабочие и матросы установили свечи и курительные палочки и сели перед телом. Инспектор совсем не появился. Капитан и судовой врач все же пришли и посидели около часа. Один из рыбаков, помнивший отрывочные фразы из сутры[21], заикаясь, как косноязычный, стал читать. Ему сказали:

— Ничего! Сойдет! Не слова — душа доходит.