Козлиная песнь - [10]

Пока ты продолжал убирать в умывальной кабине, я поспешно оделась.

— И потом, — пробормотала я себе под нос, — не забудь, что ты сам еще голый. Теперь самый маленький размер.

Одевшись, я оставила тебя в тесной кабине одного. Гордо подняв голову, я прошествовала в гостиную и там уселась на краешек того же кресла, где уже сидела раньше, где я откидывалась на спинку, когда ты сосал мне пальцы на ногах и на руках. Очень скоро я услышала, как открывается замок на входной двери. В передней послышались звуки, это твоя мама снимала пальто и, несомненно, переобувалась из туфель в войлочные тапочки, которые я видела под вешалкой.

— Йо, Йошенька-мальчик, где ты? — послышался жалобный голос. Этому мальчику уже двадцать лет, подумала я, и, хоть мы и не успели воспользоваться предметиком из коробочки, ваш Йошенька теперь и мой тоже.

— Йоша, что это тут за туфли в передней?

Это о моих: там стояли мои черные туфли с

длиннющими шнурками, которые я крест-накрест обвязывала вокруг голени. Я купила их в секонд-хенде.

— И эта грязная, мокрая сумка на вешалке, где ты ее взял?

Дверь гостиной распахнулась, и я увидела женщину, из которой ты вылез, которая выдавила тебя из своего живота и для которой ты — я вдруг поняла это со всей остротой — каждый день, пока ты ходил по земле, жил у нее в квартире и учился в школе, был живым доказательством того, что она изведала такой же точно жар, какой только что обжег низ моего живота, что она познала то, что мы с тобой собирались познать. Всюду, где она с тобой появлялась, она выставляла на всеобщее обозрение свою сладострастность. И все же она тебя сохранила.

Я поднялась с кресла, искусственная кожа скрипнула. Оттого что твоя мама была намного ниже меня, я не могла посмотреть ей прямо в глаза, впрочем, она тоже не пыталась этого сделать. Я чувствовала себя сильной и уверенной в себе и едва удерживалась от улыбки, потому что на голове у нее был прозрачный полиэтиленовый капюшончик от дождя. Она помотала головой, расстегнула кнопку на шее, сняла мокрый головной убор. Я увидела, что она уже седеет, ее волосы были собраны в тугой узел на затылке, по некоторым зачесанным назад прядкам было видно, что раньше она была рыжая. С паническим выражением в глазах, раздувая ноздри, она принялась ловить ртом воздух.

Я сделала шаг ей навстречу, и она тотчас сделала шаг от меня, к коридору, словно боялась, что я могу помешать ей выскочить через входную дверь на лестницу. Она все еще не произносила ни слова.

— Здравствуйте, — сказала я, чтобы снять напряжение.

— Где Йо? — вдруг взвизгнула женщина. — Йо! Йоооооооо!

— Он выжимает белье.

— Бель… бель… повторила она, заикаясь, но тут появился ты. Ты поспешно подошел к матери, на ходу засовывая рубашку в брюки. Ты поцеловал ее в обе щеки и спросил так, словно иначе и быть не могло:

— Ну, как прошел денек?

Она не ответила и лишь кивнула в мою сторону.

— Что это такое? — спросила она резким высоким голосом, словно я была предметом, а не человеком.

Ты нежно провел рукой по маминой спине, по голубой мохеровой кофточке, точно так же, как часто гладил меня в ямке у озера.

— Не волнуйся, — сказал ты, — это (я и не знала, что мой статус уже так серьезен)… это моя подруга, мой лучший друг. Давай я снесу в переднюю твой плащ.

Я вежливо протянула ей руку и назвала свое имя. После недолгого колебания она тоже протянула мне руку, ничего не сказав и не представившись. Потом вытерла руку о свою юбку до колен, я обратила внимание на ее чулки телесного цвета и туфли без каблука. По моим представлениям, я не могла выглядеть грязной в моем элегантном черном кимоно с золотисто-желтой вышивкой. Я купила его за два с половиной гульдена в Армии Спасения и очень гордилась такой удачей. Оно было широченное и стояло колоколом, поэтому, чтобы подчеркнуть линию талии, я надела еще золотистый поясок. Кимоно было, действительно, не для повседневной носки, но в школе я благодаря ему имела большой успех. Я никак не могла показаться потаскушкой, под кимоно на мне были надеты еще и лосины, все абсолютно добропорядочно. То, что у меня почти не было волос на голове, тоже не могло вызвать отвращения: когда ты пылесосил комнату, я заметила, что рукой ты делал вращательные движения по ковру, чтобы собрать прилипшие к нему рыжие волосы. Еще один длинноволосый человек в доме только добавил бы грязи.

— Что она здесь делает? — таков был второй вопрос, который смогла произнести твоя мать. Ей явно не приходило в голову спросить что-нибудь у меня, все ее внимание было сосредоточено только на тебе, хотя краешком глаза она следила и за мной тоже.

— Иолан пришла к нам в гости.

К нам. Так-так, я пришла в гости не к тебе, а к вам обоим. Ты еще раз поцеловал ее в щеку, вернее, попытался поцеловать. Она отвернулась от тебя и принялась искать в сумочке пачку бумажных носовых платков.

— Я всегда этого ждала, — выдохнула она, все еще роясь в сумке в коридоре, у двери в гостиную. Она смотрела в землю, но мне показалось, что она покраснела, мне показалось, что она принадлежит к той породе людей, которые мечтают, чтобы их обняли, но тотчас убегают, когда это происходит на самом деле. Ты рассказывал мне, что у нее почти нет знакомых, потому что «другим ни к чему знать, как сложилась ее жизнь». Когда она сморкалась в платок, мне послышалось, что она сказала: «Весь в отца».