Козел в огороде - [18]

И как же после этого удивляться тому, что большая часть громадян тотчас же, как дошла до них весть о найденном трупе козла, решила, что именно в этой-то козлиной смерти и таится причина и следствие, что не случись с Алешей такой беды — все бы обошлось благополучно.

Чего же удивляться, если нашлись и такие, которые шли еще дальше в своих обобщениях, утверждая, что Алексея Ивановича Козлинского вовсе не существовало в природе, что он лишь одна из личин все того же Алеши.

Правда, утверждали это люди совсем темные или такие, которые считались темными, но, думается, в их утверждении была некая доля здравого смысла,— конечно, если придать ему значение аллегорическое. Факт был налицо, и факт неоспоримый. В то именно мгновение, как исчез Алеша из города, в городе появился Алексей Иванович (так утверждал сначала и готов был присягнуть впоследствии Никипор), а с той минуты, как Козлинский покинул наши края, Алеша снова объявился, но уже мертвый, и это удостоверял не один Никипор, а все граждане. Больше того. До тех злосчастных дней только завистливый человек мог бы утверждать, что обитатели нашего города глупее обитателей какого-нибудь другого города. Правда, из нашего города не вышло ни одного особенно замечательного человека, но, однако, старожилы могли бы пересчитать вам немало таких сограждан, которыми не побрезговала бы и столица. Теперь же, после исчезновения Алеши, стоило лишь послушать любого из громадян, чтобы убедиться в том, что дураков в нашем городе не оберешься. В дураки сразу и неожиданно для себя попали такие лица, которым раньше и во сне не могла бы присниться какая-нибудь глупость.

Вот почему, приняв все это в расчет, даже наши комсомольцы (а они уж известно какой отчаянный народ) нисколько не умаляли значения погибшего Алеши, а, напротив, так прямо и говорили в своих общественных выступлениях, когда речь касалась недавних событий, что Алеша совсем не простой козел, каких много, а козел со значением, олицетворяющий собою все «предрассудки изгнившего быта», козел-символ, и даже сочинили впоследствии веселую комедию под названием «Козел в огороде», где вывели много знакомых нам лиц, нимало с ними не поцеремонившись. Драмстудиец из Харькова Коля Егунов играл козла, а Варька — Соню Нибелунгову. Конечно, комсомольцы и те граждане, которые считали Козлинского оборотнем, почитали Алешу как бы с разных концов и по-разному, но для большинства было очевидным одно: называйте Алешу оборотнем или символом — все едино, оба эти определения содержат в себе нечто малопонятное, темное, а Алеша — все же факт реальный, существо во плоти, жившее странно и погибшее еще более странно. Следовательно, каков бы ни был «идеологический подход» в разрешении вопроса о козлином естестве — Алеша все же виновник разыгравшихся событий. А раз найден один виновник и виновность его установлена всеми, то, само собою разумеется, легче доказать свою собственную невинность.

Так и получилось тотчас же, как только приступили к разбору дела и выяснению причин, породивших неприятный анекдот. Все тотчас же стали прятаться один за другого, как в известной игре «Гуси-лебеди», а за всеми вырастала неизменно одна фигура, которая уже ни за кого не пряталась, потому что сделать этого никак не могла, и фигура эта была — Алеша, вернее, его тень или его дух, как сказал бы иной суеверный человек. Подите после этого обвиняйте бедную близняковскую стряпуху, которая и поныне ночью боится идти через площадь, уверенная в том, что там бродит неприкаянная, заколдованная душа Алеши — Алексея Ивановича Козлинского тож.

Да что близняковская стряпуха! Спросили бы вы большинство наших «домашних хозяек» в знаменательные дни, да не только их, а мужей этих дам, тех, что «безусловно сочувствуют», и тех, что «присоединяются вполне», но по «несправедливому недоразумению» не имеют профсоюзных билетов,— так все они в один голос заявили бы вам, что, конечно, они не дураки — принимать за одно и то же лицо неизвестного, выдававшего себя за Козлинского, и Алешу, но (здесь они хитро подмигнули бы вам глазом) — «посудите сами… тут не без чертовщинки, как хотите… в этом совпадении имен…»

Вероятно, с тех дней среди пионеров (а их теперь у нас все больше) и повелось, как только они завидят какого-нибудь из «махровых старожилов», заводить перекличку:

— Кто виноват?

— Алеша.

Но в издевке своей малыши, конечно, не чуяли той жестокой правды, какая звучала в ней для многих. Как бы то ни было, в ночь, когда из театра сбежал Козлинский, а на площади найден был Алеша с документами Алексея Ивановича, эти многие на вопрос, кто же виноват в том, что заварилась такая дурацкая каша, если и не отвечали прямо, что виноват Алеша, то, во всяком случае, склонны были для собственного утешения этому поверить.

Э, да что там долго говорить! Этот самый проклятущий Алеша, будь он оборотнем, символом или просто приблудным козлом, натворил такого, что лучше бы и не вспоминать. Все оказались в преглупейшем положении, и если делали вид, будто их хата с краю, то только лишь из одного самолюбия. Потому что, посудите сами, это ли не поголовный конфуз?