Ковчег на острове - [18]

Другим трудным ребенком оказался большой муравьед, самый крупный представитель семейства муравьедов. Причудливый это зверь: длинная, похожая на сосульку голова, хвост — как вымпел, мощные, совсем медвежьи когти способны взломать твердый термитник для добычи пропитания. Первого муравьеда я поймал в горных областях Гайаны. Мы преследовали его верхом на конях, заарканили, потом, сторонясь когтей, затолкали шипящего, словно газовая труба, пленника в мешок и отвезли в лагерь. Здесь я привязал муравьеда к дереву и стал соображать, как приучить его к новой пище. Я знал, что для большого муравьеда придуман рацион, включающий сырые яйца, мясной фарш и молоко. Но каким способом убедить зверя есть столь неаппетитный на вид эрзац вместо его любимых муравьев? Об этом немногочисленные руководства по уходу за животными в зоопарках умалчивали.

Порой животные до того верны своим предрассудкам, что наотрез отказываются пробовать новую пищу, даже не подойдут, чтобы понюхать. Речь идет именно о предрассудках, в чем я убеждался, когда позднее то же самое животное с удовольствием уписывало корм, который в первый раз с ужасом отвергало. Иногда подозрительный корм даже становится самым любимым.

Мой муравьед был не такой уж консерватор, и все же на первую миску с молоком, сырым яйцом и фаршем он посмотрел с таким подозрением, словно завтрак ему приготовил какой-нибудь из наименее симпатичных членов семейства Борджиа. Вдруг меня осенило. Взломав термитник, я набрал пригоршню его крупных и весьма непривлекательных на вид обитателей, высыпал их на широкий зеленый лист и пустил его плавать на поверхности молока. Почуяв любимое блюдо, муравьед развернул свой тридцатисантиметровый липкий язык и принялся слизывать термитов. Естественно, язык при этом попадал и в молоко; через несколько минут мой пленник лакал смесь так, будто всю жизнь не ел и не собирался есть другой пищи. В следующий раз мне не пришлось даже прибегать к маскировке. Муравьед чистенько вылизал миску, с ловкостью жонглера отправив в трубочку рта последние крошки фарша.

Как ни упрямы бывают животные сразу после поимки, обычно наступает минута, когда они вдруг совершают поворот кругом. Одной из целей моей экспедиции в Сьерра-Леоне было поймать черно-белых гверец. Основную пищу этих красивых обезьян составляют листья; задача состояла в том, чтобы приохотить их к таким листьям, каких они прежде не ели. Фактически надо было решить тройную задачу: сперва приучить обезьян к зелени с местного рынка, потом — к пище, которой мы могли их обеспечить на время плавания в Англию, и, наконец, — к тому корму, который мы могли добыть у себя на Джерси. С учетом этого я загрузил в корабельный холодильник ящики с латуком, капустой, морковью, шпинатом и прочими деликатесами, рассчитывая соблазнить ими гверец. Все это, понятно, делалось задолго до того, как я прибыл в Сьерра-Леоне, когда мы еще не знали, сумеем ли вообще поймать гверец и доставить их к морю. Так или иначе, нам удалось-таки добыть семь особей, они благополучно освоились в неволе и согласились есть различную зелень с местного рынка.

Завершив экспедицию, мы спустились к морю, погрузились на пароход, и тотчас гверецы взбунтовались. На лакомства, закупка и доставка которых обошлась нам в кругленькую сумму, — чудесную сочную капусту и шпинат, морковь и помидоры — они смотрели так, словно это был смертельно ядовитый паслен. Мы ломали голову над тем, как не дать обезьянам околеть. В итоге моей секретарше Энн Питерс было поручено заниматься только гверецами, а мы обслуживали остальных зверей в нашей коллекции. K счастью, в развернувшемся поединке характеров воля Энн взяла верх. Лаской и таской ей удавалось заставлять обезьян есть ровно столько, сколько было необходимо, чтобы они выжили. Я говорил себе, что на Джерси у нас будут листья дуба, вяза и липы и все образуется. Когда же мы прибыли на Джерси, гверецы, которые на пути в Англию едва не голодали, вдруг решили, что предлагавшиеся им ранее капуста, шпинат, морковь и помидоры — верх мечты, только успевай подавать.

Не может быть твердых и определенных правил, очень уж различаются между собой отдельные особи. Однажды во время экспедиции в Камерун (Западная Африка) мне удалось поймать трех ангвантибо. Эти своеобразные маленькие золотисто-коричневые представители подсемейства лориевых лемуров, ведущие древесный образ жизни, напоминают глуповатых игрушечных мишек. До тех пор в Европу не привозили живых особей. Вообще я слышал только об одном человеке, которому удалось содержать в неволе ангвантибо, так что с информацией об их привычках обстояло плохо. Однако я знал, что, кроме плодов и листовых почек, они питаются маленькими птичками, а потому три раза в неделю моим узникам наряду с другим кормом подавались упитанные ткачики. Все три ангвантибо были пойманы в радиусе менее десяти километров от лагеря, в однородной местности, и естественно было ожидать, что у них одинаковые гастрономические привычки. Однако, получив птичку, ангвантибо номер один уписывал ее целиком, оставляя лишь лапки и голову, номер два съедал только грудку, а номер три искусно вскрывал сверху черепную коробку и вылизывал мозг, отвергая все остальное.