Котел - [42]

На этот раз расчетливые американцы постарались на славу. Они учли события почти десятилетней давности. Плюс преступная халатность президента. Это дало положительные результаты.

Майданутые с ужасом ждали того дня, когда им скажут:

— Спасибо ребята, вы свою миссию выполнили, можете быть свободны.

— Что-то молчит наш Паруубий, сказал бы, когда придет время расчета, шоб отправиться домой, жене под юбку, — говорил боец по имени Расстегнутая Ширинка.

— Да ты шо? Кто тебе такое сказал? Я отсюда уходить не собираюсь, мне и здесь хорошо. И семье неплохо: кожен понедельник супруге денежки посылаю. Четыре-пять тышш. Где озьмешь такие деньги? Даже в России едва ли заработаешь. Музычко говорит, что мы в правом секторе останемся на вечные времена.

24

Так и напрашивается вывод, что американцы пошли по ленинскому пути. Для захвата власти в Киеве они собрали всякое отребье — уголовников, отсидевших положенный срок, воришек, тех, кто не желал трудиться, тех, кто потерял работу и не мог ее найти и конечно же горлопанов нацистов. Но основным костяком, щедро финансируемым были, конечно же, галичанские бандеровцы.

Просто удивительно. Три западные области завладели умами не только киевлян, но и остальных двадцати трех областей. Это был настоящий триумф неонацистов.

Неоднократно посещали сцену омерзительные личности в поповских рясах. Среди них выделялся толстозадый, толстомордый Говнозар, а также архиепископ украинской провославной церкви, бывший когда-то на службе КГБ, маленький, дохленький, злобный Филарет. Они благословляли тех, кто убивает. Речь не шла о капли крови, как ее трактовал президент Янукович, а о реках крови. И это служители церкви! Ничего себе! Хороший авторитет для церкви. Долг служителей церкви отлучить дьяволят в поповской рясе от церкви, лишить их всего, что они успели награбить, сжечь их жилища, ибо земля под ними на километр вглубь протухла грязью и отступничеством.

После попов на сцену, запыхавшись, поднимался Бакай. Обнажая свою лысую, продолговатую, неправильной формф тыкву, он как бы представлял пистолет к виску, кричал:

— Пущу себе пулю в лоб, в висок за народное счастье, если это счастье не совершится, то есть, если я не победю, вернее, если вы, братья мои во Христе не победите в последней борьбе с москалями. Да, с москалями, потому, что они идут, движутся, наш президент — предатель ждет их. Я точно знаю.

— К власти рвешься, Бакай, знаю я тебя, — говорил в это время Яруш, главнокомандующий бендоровскими овчарями.

— Я, — вещал Яйценюх с трибуны, — имел продолжительную беседу с баронессой Кэтрин Эштон. Потом мне позвонила из Америки сама Виктория. Мы обсуждали будущее Украины и украинской оппозиции. Обе дамы скоро приедут в Киев по моему приглашению. Так что ждите, дорогие друзья. Я, как вы уже знаете, не пустой человек, объехал все страны, будучи министром иностранных дел великой Украины. Везде получалось, кроме москалей: за газ они с нас три шкуры драли и хотели поработить. А как поработить, вы спросите? А очень просто: не дать нам войти в царство Евросоюза, мол, на нас, москалей, работайте. Вот вам, москали — дулю! Слава Украине!

— Уря-а-а-а— а!

— Слава Украине! Бандере слава!

Когда Яйценюх выдохся, подошел Клочка и двинул его плечом. Яйценюх зашатался, но успел произнести: Слдава Украине!

— Я, моя, — начал Клочка свою сумбурную речь, — то есть, я хочу сказать, что Германия, гражданином которой я состою, поворачивается лицом к Украине в то время, когда мы поворачиваемя задницей к России. Так вот Ермания выделит нам материальную помошь, пусть не беспокоятся ваши матери, жены и дети, которых вы оставили в Галичине, шоб воевать на ринге. С ими будет все в порядке, я даю слово чемпиона мира по боксу и заверяю вас: так и будет, ибо так должно быть. Если Клочка сказал, то сбывается. Ауфидерзейн!

Потом пробовал выступать Трупчинов, баптист:

— Аллилуйя, аллилуйя, благослови господи убиение неверных, — пел Трупчинов, а потом, спохватившись, переходил на кажущуюся ему нормальную речь.

Кто-то из революционеров закидал его яйцами.

На сцене снова появился Яйценюх. Оценив ситуацию, он снова влез на трибуну, высморкался, высоко поднял голову, а потом запричитал:

— Защитники мои дорогие, я снова внес большой вклад в дело развития революции. Только что, три минуты тому назад. И прибежал вам доложить. Меня приглашает сам президент Украины. Сам президент, которого мы с вами собираемся свергнуть. Если он пойдет на уступки, если распустит армию, если он уволит всех енералов, чтоб мы могли свободно прибрать его резиденцию-потенцию, если он разоружится, то я, от вашего имени скажу: да мы согласны и при этом пожму ему, гадюке, руку. А вы, узнав об этом из моих уст, закричите ура. Это ура раздастся и в Кремле, там, где сидит наш враг Пупутин. А пока я пошел с вашего разрешения, надо готовиться, причесаться, прилизаться, чтоб не было стыдно за всю неньку Украину. Бывайте, сыны отечества, гут бай.

Едва Яйценюх смылся, как на сцену вошел огромных размеров католический патриарх Любомир Говнозар.

— Эй ты, Говно! Ты уже был недавно. Денег мы тебе больше не дадим, чапай отселева.