Гражданин Пузик Дмитрий из Ивано-Франковщины, тридцати четырех лет отроду, вынужден был мотаться по городам неньки Украины в поисках заработка, а как только пронюхал, что в России у москалей можно заработать в два-три раза больше, подался прямо в Москву. Благо, был такой поезд Москва — Ивано-Франковск: тридцать с лишним часов езды и ты уже там, в огромном, шумном городе, куда приезжают люди со всего света.
Его супруга Мирослава, активная бандерка, племянница в третьем поколении, известного головореза Шухевича, прославившегося необыкновенной жестокостью в конце Второй мировой войны, каждые три года рожала ему двоих детей.
Большинство женщин Галичины, глядя на Мирославу, сами так поступали, начиная с 1948 года, когда многие семьи были выселены в Сибирь отцом народов Иосифом Джугашвили за пособничество бандформированиям и за борьбу с советской властью.
Тогда бандеровцы днем работали на фабриках, заводах, в колхозах, а ночью, взяв автомат в руки, шли убивать представителей советской власти. Зародившаяся ненависть к старшему брату укоренялась в генах, и с тех пор не было и не могло быть мира между русскими и западными украинцами, исключая Закарпатье, где обитают русины. Дима был пастухом, дровосеком, дворником, подметал улицы, выгребал бытовую грязь и чесал зад председателю колхоза, у которого был такой живот, что разглядеть свою мотню, чтобы понять, почему там так зудит, он не мог, а чтобы воспользоваться газетой после того, как… не могло быть и речи.
Пузик этим занимался целых семь лет в молодые годы, и казалось, был доволен судьбой. Если у председателя случался понос и были испачканы кальсоны, Пузик снимал их бережно с хозяина, стирал, сушил и нюхал, не исходит ли от них чего такого непотребного. Когда колхоз развалился, он вынужден был искать работу, но нигде долго не задерживался. Попытать счастья в России было очень просто. Достаточно сесть на поезд, хорошо выспаться, и в десять утра ты уже в Москве. Овечий кожух и баранья шапка сразу выдавали его, и милиция тут же подходила, спрашивала документы.
Жена Димы Мирослава, выполняла свое назначение исправно, рожала как можно больше детей, особенно мужского пола. Худо-бедно, но государство заботилось о детях, выплачивало пособия на каждого поросенка, то бишь, ребенка, в довольно значительных суммах. Кроме того, у Галичины должна быть своя мощная армия.
— Война с москалями непременно начнется, не сегодня, дык завтра, — утверждала Мирослава в кругу близких, родственников и соседей, и ее поддерживали домашние, знакомые, соседи, кто помнил Степку Бандеру и даже представители властных структур.
Дима, муж Мирославы, разделял любовь супруги к бандеровцам и ненависть к москалям, поскольку он с детства привык к тому, что во всех бедах непокорного народа Галичины, потомков польской шляхты, виноваты москали. Нет дождя две — три недели — москали виноваты, идет дождь, не переставая две — три недели, москали виноваты, закололо в боку, опять же москали проклятые виноваты. Зомбированное население нескольких областей Западной Украины свято верило в Степана Бандеру, сокрушалось, что он не дожил до наших дней, когда слово бандер превратилось из ругательного в почетное, в чем опять же, москали тому причиной.
Дима Пузик сейчас работал среди своих врагов москалей, но ничего крамольного в них не находил, и только расстраивался. Они угощали его православной и даже закуской и куревом, он, молча, протягивал руку, опрокидывал стакан, яростно курил и затягивал какую-нибудь песенку о ридной неньке Украине.
— Дима, давай еще! нам нравятся хохлацкие песни, — просили коллеги по работе.
— Не хохол я вовсе, — изрекал Дима и громко сморкался.
— А кто же ты?
— Бандер, праправнук Степки Бандеры, слыхали про такого?
— Нет, — сказали ребята. — Да и неинтересен он нам.
— Это великий полководец, ваш Суворов и в пятки ему не годится. Впрочем, кто такой Бандера вы еще узнаете, мать вашу…
— Не расстраивайся, Дима, мы же братья, свои люди — сочтемся. Договаривай. Ты хотел сказать: москали, так? так мы и есть москали, и гордимся этим.
— Ну и я горжусь тем, что я бандер. Давайте на этом поставим точку.
Он уходил в другое помещение, этажом выше, рвал окурок на мелкие кусочки, приговаривая: вот так и вас я буду крушить, москали проклятые.
Заканчивался третий месяц, надо было, как говорится, сматывать удочки, возвращаться домой к семье, к супруге, тем более, что она готова была зачать очередного бойца — бандеровца. Пузик с радостью ждал встречи с Мирославой, которая родила шестого бойца и как она сообщала по мобильной связи, ждет не дождется своего жирного петуха. Только не с пустыми руками и чтоб в карманах ветер не гулял.
— Уже четыре тысячи доллалов, — воскликнул он, а потом пожалел, потому что такая информация для него самого могла нехорошо кончиться. — Но я, пробач, я перепутал, не доллалов, а злотых, нам тут злотые выдавали.
— Будя брехать, петушок, мотай лучше на окзал, — произнесла Мирослава и отключила мобильник.
Свои четыре тысячи долларов он заработал честным трудом, спрятал их в мотню, добрался до Киевского вокзала, взял купейный вагон и через сутки с гаком очутился в родной области, а там автобусом, и домик из дерева кругляка, что так пах елью, встретил его как родного.
