Кот, который жил роскошно - [60]

Шарлот обратилась к своему приятелю:

– Мистер Квиллер блестящий писатель. – И оба с восхищением воззрились на него.

– Вы тоже занимаетесь ресторанным бизнесом? – спросил Квиллер спутника Шарлот.

– Нет, работаю в городе.

– Он инженер, – с гордостью объявила Шарлот. – Мистер Квиллер, как вам нравится житье в Мускаунти?

– После того как я привык к свежему воздуху, безопасным улицам и отсутствию дорожных пробок – очень.

– А я всегда жила в большом городе. Реймонд тоже, правда ведь, милый? – Она повернулась к своему компаньону и просияла.

Квиллер с трудом удержался от того, чтобы не взглянуть на часы,

– Вы давно живёте в «Касабланке»? – обратился он к Шарлот.

– С тех самых пор, как строители взорвали дома на речной. А Реймонд въехал… дорогой, когда ты въехал?

– Четыре месяца назад.

– Это удобнее для нашей работы, – пояснила она.

– Большое преимущество, – поддакнул Квиллер.

– Автобусная остановка прямо у входа, – вставил Данвуди.

Все трое переглянулись. Квиллер отчаянно пытался найти тему для разговора. Это были самые длинные десять минут в его жизни.

Снова заговорил Данвуди:

– Что делает эта кошка?

Коко пытался забраться под коврик перед баром.

– Коко, прекрати! – прикрикнул Квиллер. Он вытащил кота и расправил коврик, дабы закрыть кровавое пятно. – Что за дурная привычка! Ещё пивка, мистер Данвуди?

– Мне пора на работу, – сказала Шарлот. – Идём, Реймонд. Большое спасибо, мистер Квиллер.

– Вы мне доставили огромное удовольствие. Слава богу, что вы оказались рядом. – Он очень обрадовался, когда они пришли, а теперь радовался тому, что уходили!

Гости пробормотали слова прощания и вышли из квартиры. Если бы Квиллер выпивал, он сделал бы сейчас двойной скоч. Вместо этого он достал неаполитанское мороженое и положил себе большую порцию, а кошкам – маленькие. Сиамцы вылизали ванильное, но неодобрительно отнеслись к клубнике и шоколаду, «закопав» и то и другое, словно указали; «Убери это и зарой где-нибудь!»

Устав от событий этого дня, Квиллер порадовался когда настало время одеваться к ужину и отправляться к Роберто. Он надел серый костюм и в шесть тридцать покинул «Касабланку», чтобы зайти за Мэри в «Голубой дракон».

На пути к ресторану Мэри сказала:

– Квилл, объясните мне кое-что. В прошлый понедельник вы сказали, что не играете в настольные игры а три дня спустя выиграли у Графини в скрэбл.

– Знаете, Мэри, меня это самого поражает. Сначала Юм-Юм обнаружила пустую фишку, затем Коко – скрэбл, я прочитал инструкцию и решил попробовать. И если мне удалось выиграть, то это счастье новичка, -добавил он скромно. – Но в игре, которую я нашёл, не хватает нескольких костяшек. Интересно, что с ними произошло?

– У Ди был кот, он крал их и пихал под холодильник.

– Я не знал этого.

– Перс, по имени Винсент, – в честь Ван Гога, разумеется.

– И что с ним стало?

– Его забрал бывший муж. Теперь Винсент живет в галерее.

– Ди нравился скрэбл или она играла только для того, чтобы развлечь Графиню?

– Она была завидным игроком. По воскресеньям они устраивали скрэбл-бои. Я иногда бывала четвёртым.

– Вы были там… в воскресенье вечером… когда она умерла?

Мэри кивнула.

– Больно об этом вспоминать. Когда я уходила в восемь вечера, ничего не предвещало беды.

Квиллер хотел ещё кое о чём спросить, но они подошли к ресторану, по ступеням которого перед ними поднимались ещё две пары, что создало определенную сутолоку в фойе, где гостей приветствовала Шарлот.

– Шарлот, мы пройдём наверх, – сказала Мэри.

СЕМНАДЦАТЬ

Баклажанового цвета ковёр из ресторана поднимался наверх до квартиры Роберто.

Вы не узнаете вкуса Роберто, настолько кардинально он изменился, Квилл, – проговорила Мэри, по своей привычке чуть приподняв брови. – В Италии он открыл для себя международный модерн! – Как обладательница чиппендейла, она явно это не одобряла.

– Я тоже люблю модерн, – отозвался Квиллер. – С того самого времени, когда снимал квартиру Гарри Нойтона на «Вилла Веранда».

– У Нойтона по сравнению с тем, что вы сейчас увидите, просто викторианская готика.

Баклажановый ковёр закончился на последних ступенях лестницы, и дальше пол представлял собой лоснящийся каток желтоватого мрамора. Тут и там на зеркальной поверхности катка стояли конструкции из стальных прутьев, штырей и трубок, объединённых в геометрические узоры со стеклом или кожей, – по-видимому, это были столы и стулья. Роберто появился в дальнем конце зала, где, по разумению Квиллера, находилась байроническая гарсоньерка, обставленная диванами красного бархата с наваленными на них подушками.

Адвокат, ставший поваром, выглядел впечатляюще: массивные плечи закруглились от долгого сидения над книгами по закону и стояния над разделочной доской. В одежде он предпочитал классику, а разговаривал так, словно выступал в суде, выдерживая необходимые паузы, зато руки его стали красноречивее, чем до отъезда в Италию, прежде он ими так не размахивал.

– Приятно… видеть вас снова, – сказал он. Ни намека на пылкое европейское объятие: слишком многого Квиллеру хотелось от бывшего Роберта Мауса,

– Роберто, это великая честь, – сказал Квиллер. – Мы встречались три года назад, но, кажется, прошло тридцать лет. Позвольте сказать, что ресторан ваш просто великолепен, а еда восхитительна.