Кот, который пел для птиц - [42]

— Вы заметили, что исчез Джаспер?

Торнтон кивнул с серьёзным видом:

— А теперь наш друг Беверли хочет заставить Фебу избавиться от её коробки с бабочками.

— Я знаю. Феба предложила их мне.

— Вам тоже? Моя жена и так уже думает, что я на грани помешательства, а стоит мне прийти домой с гусеницами, как она решит, что я безнадежен. Ну а вы?

— В моём случае они могут стать темой для колонки «Из-под пера Квилла». Однако мне нужно задать несколько вопросов.

Они зашли в студию Фебы.

— Вы решили? — спросила она взволнованно.

— Всё зависит от того, во что это для меня выльется, — ответил Квиллер. — Возможно, у меня не хватит профессиональных навыков, чтобы стать повитухой для бабочек.

— Это очень просто, — объяснила Феба. — Сначала вы снабжаете гусениц едой. На задней стенке коробки есть дверца, чтобы совать туда зелёные листья и вычищать продукты жизнедеятельности.

— Продукты жизнедеятельности? А что это такое? — испугался он. — Впрочем, лучше уж не знать.

— Я дам вам брошюру, где есть все инструкции. Если вы понаблюдаете, то увидите, как они прядут шёлк. Потом они превращаются в куколок, и несколько дней ничего не происходит. И вдруг бабочки разворачивают крылья и вылетают. Это чудо, мистер К.! Вы увидите, как они начнут порхать. В этот период им нужно давать цветы, обрызганные водой с сахаром. Через несколько дней вы выносите коробку на улицу, и они вылетают в широкий мир, такие счастливые, что освободились! Это даёт вам дивное ощущение радости!

— Вы гарантируете? Мне нужно выйти и подогнать свой пикап. Я пришёл сюда пешком.

Торнтон предложил подвезти его и гусениц домой. По пути к амбару он спросил:

— Вы не знаете, нашли того, кто забрался в Центр искусств и украл ню Дафны? На днях я с сыновьями зашёл выпить в таверну «Кораблекрушение», и бармен показал нам рисунок, купленный у клиента, который, в свою очередь, приобрёл его у кого-то в другом баре. Рисунок смахивал на работу Дафны, но подпись была стёрта.

— А он сказал, сколько заплатил за рисунок?

— Нет, а мы не спрашивали.

Торнтон никогда прежде не бывал в амбаре и, увидев лестницу в виде спирали, уходящей вверх, к восьмиугольной крыше, выдохнул:

— Ха! Ну и ну! Это вы сами придумали? Вот уж будет что рассказать моей жене!

— Я тут ни при чём, это всё архитектор из Центра. Это его последняя работа.

— А где же знаменитые сиамцы?

— Наблюдают за вами. Не делайте неосторожных движений!

Коробку с бабочками отнесли в комнату для гостей на втором полуэтаже, подальше от прямых солнечных лучей и любопытных кошек. Потом Квиллер сервировал угощение в павильоне.

— Я вижу, вы не подстригаете траву, — заметил Торнтон. — Моя жена любит широкие зелёные лужайки, но ей же не приходится их подстригать. И неважно, какая у вас газонокосилка, — всё равно работёнка ого-го! Раньше газон подстригали два моих сына, но теперь у них свои собственные дома и газоны. Вы ведь не знакомы с Эриком и Шоном, не так ли? Я ими горжусь: оба хорошие семьянины и хорошие бизнесмены. Если вам когда-нибудь захочется написать колонку о песке и гравии, обратитесь к ним: они знают в этом толк.

— Вполне возможно, что обращусь, — ответил Квиллер.

— Они поставляют свой товар округу, и один из инженеров-дорожников намекнул им, что на Тревельян-роуд, к северу от Бейс-лейн, планируют мостить большой участок.

— Итак, это подтверждает слухи, которые передал нам Гэри в «Чёрном медведе». Это означает, что несколько акров через дорогу от Центра искусств превратятся в трущобы. И кто же продаёт округу эту землю?

— Её не покупают, а берут в аренду. Владелец земли не хочет её продавать, и понятно, по какой причине. Через несколько лет цена этого участка подскочит до небес. Он примыкает к реке, и какая-нибудь предприимчивая фирма типа «XYZ» сможет построить там ещё одну Индейскую Деревню.

Эта земля уже принадлежит «XYZ энтерпрайзис», также известной как «Нозерн лэнд импрувмент», вздохнул про себя Квиллер. Несомненно, тот «новый парень», очаровавший Мод Коггин и выманивший у неё по дешевке землю, который якобы «землю любит, ну прямо как Берт» и собирается посадить «картофель там, бобы», не кто иной, как Дон Эксбридж, «X» из компании «XYZ энтерпрайзис[13]». Он никогда не нравился Квиллеру.

Глава двенадцатая

«Пароксизм», «ортопедия», «ксенофобия», «мизантропия», «кардиология», «водюнтаризм»… Квиллер обнаружил, что никак не может оторваться от составления списка слов: пока он пил кофе за завтраком, слова так и роились у него в мозгу. «Этимология», «эзотерический», «иррациональный», «церемониймейстер». Он всё время вносил в список новые слова. Чтобы покончить с этим безумием, он пошёл за своим велосипедом.

Его «Серебряный свет» хранился в стойле каретного сарая, и привратник начищал его до блеска. Было утро понедельника, и, сунув в карман листочки с текстом вторничной колонки, Квиллер отправился в путь на велосипеде. Его жёлтый шлем и спицы «Серебряного света» сверкали на солнце.

Квиллер вкатил велосипед в вестибюль редакции «Всякой всячины» и повесил свой шлем на руль, зная, что, когда покончит с делами, вокруг «Серебряного света» соберутся сотрудники газеты.