Косыгин - [24]

В задержанных эшелонах, отогнанных с главного хода в тупики, боковые ветки, ждали своего часа 46326 человек — целый город. В холодные вагоны привезли печки — это постарались два партийных обкома, Горьковский и Кировский. Наладили доставку хлеба. Подогнали два санитарных поезда и вагон-баню. На станциях и в поселках бани работали круглосуточно.

Еще один документ из «Переписки секретариата тов. Косыгина А. Н., ноябрь-декабрь 1941 года». А. И. Микоян докладывает зампреду Совнаркома, в Куйбышев.

«Тов. Первухину.

В течение ноября месяца нам с т. Косыгиным пришлось в силу обстоятельств заниматься упорядочением учета ресурсов угля и нефти и их использования в Москве и Московской области.

Эту работу теперь надо считать законченной. Учет угля и нефтепродуктов и потребности в них предприятий Москвы и Московской области уже налажен. Аппарат Наркомугля и Наркомнефти с этим делом уже освоился и может составлять вполне грамотные и проверенные планы снабжения углем и жидким горючим.

Поэтому теперь вполне возможно Москву и Московскую область планировать в части снабжения углем и горючим в общем порядке, вместе с общим планом снабжения, рассматриваемым Вами в Куйбышеве…» (ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 59. Д. 4. Л. 110).

Перечитывая выступления, статьи Косыгина за разные годы, я обратил внимание на то, что в них почти нет личных местоимений: я, мне… Это свидетельство его редкостной щепетильности, душевной скромности. И уж если прорывается словечко от первого лица, говорится о таком большом деле, которым по праву можно гордиться. Когда над столицей нависла угроза, ГКО принял решение об эвакуации из Москвы и Московской области всех оборонных заводов. «Меня уполномочили руководить этой работой, — вспоминал Алексей Николаевич в статье, посвященной 35-летию Победы, на которую я уже ссылался. — 30 ноября мною было доложено ЦК партии, что эвакуировано почти 500 крупных промышленных предприятий, много высших учебных заведений, научно-исследовательских и проектных институтов, библиотек и музеев и других учреждений».

Воспоминания Косыгина дополняет нарком авиационной промышленности в годы войны Алексей Иванович Шахурин, кстати, ровесник Алексея Николаевича. Он непосредственно занимался эвакуацией предприятий наркомата из Москвы и Подмосковья и вот как описал один из октябрьских дней сорок первого года.

В 11 часов короткое совещание в Совнаркоме, затем — неотложные дела в наркомате и поездка на авиационный завод. «Проверил, как идет погрузка в вагоны оборудования, работающих вместе с их семьями. И нужно прямо сказать: нигде не заметил никакого паникерства или бестолковщины.

С завода возвращаемся ночью. Едем по темной Москве в Кремль, в Совет по эвакуации, к Н. М. Швернику и А. Н. Косыгину добывать вагоны под погрузку. Докладываем, сколько погрузили за сутки и сколько нужно на завтра. Совет очень строго проверяет, все ли загрузили, что нужно и насколько обоснованна эта заявка.

По возвращении в наркомат снова проверка, все ли, кому надлежало выехать из Москвы, выехали, доклад диспетчерского отдела о работе промышленности за истекшие сутки. Связь по телефону с заводами, где дела шли плохо, и часам к 5 утра наступает конец рабочего дня. Можно 2–3 часа вздремнуть в комнате за кабинетом. Бодрствуют только дежурные по наркоматам и главкам. Но сон короткий, в 8 часов 30 минут уже в кабинете.

Ранним утром 16 октября вновь еду проверять, как идет демонтаж и погрузка».

В 1946 году Алексея Ивановича Шахурина несправедливо обвинили, отдали под суд. Только после смерти Сталина ему вернули доброе имя, погоны генерал-полковника, звание Героя Социалистического Труда. Шесть лет, с 1953-го по 1959-й, он работал заместителем председателя Госкомитета СССР по внешнеэкономическим связям. С пятидесяти пяти — пенсионер, хотя мог еще работать.

В чиновных кругах вокруг людей, попавших в опалу, немедленно возникает зона отчуждения. Помню, как на какой-то большой партийный хурал пришел Гейдар Алиевич Алиев, уже не член Политбюро, уже не заместитель Председателя Совета Министров. Еще вчера его окружили бы по делу и без дела десятки знакомых и не очень знакомых людей, чтобы мелькнуть перед глазами, напомнить о себе, засвидетельствовать… А теперь он стоял, совершенно отрешенный, будто между ним и толпой, которая перемещалась по огромному фойе Кремлевского дворца съездов, была какая-то незримая стена. Мы смотрели на это вместе с моим давним другом Виктором Поляничко, комсомольским и партийным работником, человеком высокой порядочности, позже он погиб в Северной Осетии. Наконец тезка не выдержал:

— Витя, пойдем поздороваемся с Гейдаром Алиевичем.

Вспоминаю об этом эпизоде и потому, что для Косыгина такой зоны отчуждения не существовало. Он мог порвать и порывал лишь с теми, кто заведомо врал, путал свой карман с государственным, интриговал вместо того, чтобы заниматься делом. Алексей Иванович Шахурин оставался в доме у Косыгиных своим человеком, независимо от должностей. Он прекрасно пел, а Алексей Николаевич, как умел, подпевал тезке.

…Еще одна деталь осени сорок первого. Десятого октября Сталин собирался провести пленум ЦК ВКП(б). Наметили повестку дня: «1. Военное положение нашей страны. 2. Политическая и государственная работа для обороны страны». Сначала высокое партийное собрание отсрочили на месяц, потом еще и в конце концов провели пленум в январе сорок четвертого года.