* * *
Он обошёл бассейн кругом, в последний раз взглянул на Синду, а затем прыгнул с парапетного камня ловким неглубоким нырком.
Этот толчок пронёс его подпрыгивающим по поверхности, отскакивающим от невероятно тугой, невероятно скользкой мембраны. По всему бассейну запылал малиновый свет и пробудились скорби, которые стали терзать его.
Если бы все горести крепко накрепко вцепились в него, его непременно утащило бы на самое дно. Но так много боли… печальные мертвецы пихали друг друга, дрались за то, чтобы войти в него, так что лишь немногим это удалось.
Он дико молотил руками, лягался ногами и продвинулся на несколько дюймов. Боль, которая вошла в него, утянула его поглубже в мембрану, так что его сила сцепления стала увеличиваться. И когда он продвинулся вперёд, сила его возросла, сердце стало моложе, а мускулы — более эластичными.
Он двигался быстрее и быстрее, его слёзы оставили след темноты на яркой поверхности бассейна.
Такая печать, такая ужасающая печаль.
У него было страшное видение Синды, которая поднималась к нему, её волосы струятся, её старушечье лицо искажено криком скорби, тянуться когти. Он не будет смотреть вниз.
У дальнего края он вытянул себя из бассейна, быстрый как тюлень, и когда парапетный камень стал подниматься, чтобы сбросить его обратно, он схватился за поднимающийся край и проворно метнулся на безопасный участок.
Его тело тряслось от горестей колонистов. Тяжелой работы, неизвестных болезней, беспричинной печали, которую чувствовали мужчины и женщины, выращенные мать-дроидами, тысячи других ран. Он говорил себе снова и снова: "Это долго не продлиться, это долго не продлиться".
Дюжину раз во время ночи он решался и преодолевал бассейн, но, наконец, пришёл рассвет, а с ним и струйка радости, что он выжил.
Бэррэм встал на ноги. Он посмотрел на свои руки, перевитые новыми мышцами. Он почувствовал, как энергично качается кровь, как сильная жизнь наполняет его грудную клетку. Он снова был молодым.
* * *
Краулер привёз его обратно в деревню.
Бэррэм прошёл в семякорабль и высадил первый эмбрион. Закручивая стопорное колесо утробы, он сказал: "Теперь торопись", - словно эмбрион мог его услышать. Он улыбнулся, размышляя об ужасных историях, которые он придумает для детей, чтобы напугать и удержать их подальше от бесплодных земель. Когда-нибудь, когда их печали будут поменьше, а Бэррэм снова состариться, он расскажет им о бассейне. К тому времени они будут достаточно благоразумны, чтобы быть напуганными правдой.
Он начал наполнять остальные утробы.
