Костры Сентегира - [34]

— От разных жен, — сухо пояснил Карим.

— И где обе ваших матери?

— Получили годичный талак и ушли в Вольный Город Лэн. Как одна гречанка по имени Лисистрата. Будет ли вежливым и достойным поинтересоваться, ради чего затеяны эти расспросы?

Вместо ответа Карди ступила в воду — как была, в плаще и ноговицах, — и через мгновение стояла среди детей, придерживая обоих за плечи. «Чтобы дёру не дали», — со странным чувством подумал Сорди.

— Имена все знакомые, — пояснила она с мягким добродушием, которое совершенно с ней не вязалось. — Кинчем Победоносная. Карен Рудознатец. И занятия. И, как ни удивительно, конкретная ситуация, но последнего объяснить не умею.

— А первое? — спросила Неудержимая На Язык Кинчем. — Первое вы объяснить сможете?

— Знала я их. И близко. Ближе, чем свою яремную вену.

— Цитата из Корана аш-Шариф, — наморщил лоб Карим. — Перевод незнакомый. А домашние прозвища вы тоже из-за него догадались?

— Гадать на Коране запрещено, — с важностью факиха ответила Карди. — Поищи рациональное объяснение.

— Сами дайте.

— Твой почтенный родитель под чалмой похож на буддийского монаха? И не носит бороды, хоть и непристойно такое у муслимов? — внезапно задала она встречный вопрос.

— Ой. И правда.

— А девочку назвал в честь боевой посестры?

— Как и его самого старший бабо Фатх… Откуда вы знаете?

— От таких, как ты, разговорчивых. Полагалось втайне именами меняться, клятву приносить, что главней названного брата для тебя не будет никого из смертных. Карен, для точности, мужское имя, побратима, но могло быть и женское — английское. Армян сюда, я так понимаю, во множестве заносило в процессе их великого спюрта. Ну а насчет британцев вообще гуляла присказка о портовых городах: «Давэйн от Ландэна близехонько: три буквы, две речки да один океан».

— А Кинчем? — требовательно спросила девочка.

— То, что я скажу, то не выдаст тебе разгадки. Мадьяры этой кобыле вообще памятник поставили — на погляденье всем туристам… Ладно, не след так долго с вами рассуждать. Идите к старшим, скажете: просят у них за кинтар золотых динаров — кинтар самоцветов для кархи, коей надлежит посвятить ученика в воины. И камень юного императора рутенского на перстень…хм… его гурии. Повтори!

Девочка изумилась, но повторила. На лице юноши отразилось робкое понимание.

Потом Кардинена вручила им кошелек с монетами и кивнула: отправляйтесь, да побыстрей. Поманила к себе ученика — собирай манатки, веди обоих коней сюда через воду.

— Ты загадала шараду, — заметил Сорди в затылки юной парочке. Теперь оба странника сидели рядом на гальке, держа подседланных коней в поводу.

— Именно. Камень Александра Второго Российского — александрит, я такой на руке в своё время носила, в богатой оправе из платины — виноградная лоза с листиками. Говорили — под цвет своих переливчатых глаз, в коих и небеса, и гроза, и пурпурный огонь временами проблёскивали. Но Карен и кое-кто еще знали, что как отличие. По большей части я его вообще крышечкой прикрывала — силт называлось. Перстень со щитом. Тогда уже все понимали, что вещица непростая.

— Гурия — гуру. Учитель.

— Который уже заботится насчет обручения своего челы с войной.

— Польщён.

На самом деле ничего такого он не испытывал, но выяснять отношения не хотелось.

— Однако, богата ты золотом лучшей чеанки.

— Бурый Волк позаботился.

Во время этого диалога, едва ли менее загадочного, чем предыдущий, Карди едва заметно улыбалась, и Сорди удивился — до чего это её красило.

— Ты радуешься? Кто они, эти дети?

— Портрет художника в юности. Двойной.

— Не совсем понял.

— Чего уж не понять? Карен и я сама.

И добавила мечтательно:

— Хотела бы я знать, кто у Карена нынче в огневых побратимах ходит.

— Что ты имеешь в виду?

— Чела напрашивается на урок.

— Конечно.

Они обернулись друг к другу и подарили друг друга гримасами заговорщиков.

— Ладно-хорошо. Всё равно еще ждать. Тогда вернемся, знаешь, в Замок Ларго. Эдинская тюрьма для политических. Облом со мной у них вышел тогда самый натуральный, сам понимаешь. Будь эти твари посдержанней с Майей-Реной, еще неизвестно бы, чем дело обернулось, а так…

Махнула рукой в сторону гор.

— Портить лицо и особенно губы побоялись, руки — тоже. Им от меня данные были нужны — сказать или написать. И вообще… Телесная красота в Динане дело святое и неприкасаемое. Сокровенное причастие Братству, как ты понимаешь, тоже. Оттого надо мной не так уж усердствовали: доработали до приличного случаю состояния и опустили в камеру-колодезь, так это называли. Поразмыслить на досуге.

Вот тебе картина пейзажа. Стены метров шести-семи высотой, воздух попадает через отдушины размером в кулак, вода стекает оттуда хилым ручейком. На полу жидкая мразь по щиколотку, еду бросают в нее через люк в потолке, а чтобы выйти, наверное, помереть надо. По крайней мере, на трупы я в этой темнотище не натыкалась. Кроме одного — но это особая история. Нет, не Ма. Дружок у меня там завелся из уголовных в перерыве между процедурами.

А тем временем наши одолели. Взяли столицу вместе с окрестностями и стали по ним шарить. Керт, Кертсер, хозяин степной сотни — вот он-то и приказал погрузить в колодец корзину с мощным фонарём на борту. Сначала пустую, затем с самим собой. Говорил, что те десять минут, пока меня со всякими предосторожностями поднимали наверх, а он ждал возвращения транспорта, были самыми худшими в его пятидесятилетней жизни. А я сама…