Костры на башнях - [115]

Упрек был вполне справедлив, и его, Ивана Владимировича, не устраивало такое промедление, и он не раз указывал на это командирам, находящимся в его подчинении. Не стал оправдываться, однако счел нужным пояснить, что частям и соединениям были даны соответствующие приказы, и доложил, какие в дальнейшем планируются действия: это — выдвижение танков вдоль берега реки Фиагдон в направлении селения Дзуарикау, а также наступление на Гизель с северо-запада по Архонскому шоссе.

— Хорошо, — после небольшой паузы произнес Сталин. — Ответственность за осуществление Гизельской операции несете вы. Вносите изменения в действия частей.

И пригласил прибыть в Москву с генералом Масленниковым пятнадцатого ноября.

Полку Эбнера не удалось вырваться из ловушки. Конрад отправил Клейсту донесение:

«То, что сейчас творится на подступах к Владикавказу, — настоящий ужас. Такое выдержать невозможно. Это безумие. Уже три раза мы были окружены».

— Господин полковник, — обратился к нему обер-лейтенант, — надо уходить. Солдаты, которые подвозили нам в последний раз боеприпасы и продукты питания, говорят, что дивизия тоже окружена. Они еле проскочили. Подвоз прекратился, и артиллерия небоеспособна… Чего мы ждем? Одни машины разбиты, другие брошены на поле боя. Дивизия потеряла почти всю технику. Смотрите…

«Да-да, бой проигран! Нужно уходить. Спасаться», — твердил самому себе Конрад, подавленный происходящим. Чадили догорающие танки, машины, орудия, черные космы дыма над остатками некогда боевой техники, над трупами. «Одним из этих убитых мог быть и я!» — с ужасом подумал Конрад.

Небольшие черные точки, появившиеся на поле боя, увеличивались — это двигались русские танки. Он понял, что уже ничто их не спасет, и решил бежать.

Непроглядные свинцовые тучи опускались все ниже и ниже в ущелье, цепляясь за вершины, мелкий дождь перешел в мокрый снег. Непогода помогла гвардейцам 10-го корпуса и танкистам — они наконец нанесли решительный удар по Гизели. Это позволило корпусу генерала Тимофеева продвинуться вперед.

Спасаясь от полного уничтожения, гитлеровцы в ночь на одиннадцатое ноября вынуждены были оставить Гизель. Большое село было разрушено — ни одного целого строения; на поле боя догорали вражеские танки. «Многодневные бои на подступах к Владикавказу закончились поражением немцев», — сообщалось в сводке Информбюро.

Тимофеев отправился по Военно-Грузинской дороге, чтобы проверить состояние этой важной магистрали, которую не пощадила война. На контрольных постах проверяли документы часовые; боевая готовность не снижалась, несмотря на то что линия фронта отодвинулась от стен Владикавказа. В глубоких горных нишах были видны стволы противотанковых пушек, в скалах пробиты щели дотов.

Машину приходилось то и дело останавливать: ждали, когда пройдут отряды бойцов. Проезжали и автомашины, груженные боеприпасами, и повозки, запряженные круторогими волами: бойцы хозвзводов везли из горных селений продовольствие для своих частей.

Василий Сергеевич вышел из машины. И увидел Виктора Соколова, он шел впереди своего батальона.

— Виктор! — Тимофеев отошел от машины, крепко пожал руку Соколову. — Жив-здоров?

— Так точно, товарищ генерал.

— Погнали фашистов? — улыбнулся Василий Сергеевич.

— Всыпали! Ни там, — Виктор указал в сторону гор, — ни тут не дали гитлеровцам ходу.

— По-другому и быть не могло.

Они говорили о простых как будто вещах, но за словами таились чувства, о которых не говорили как прежде, так и теперь: Василий Сергеевич был рад, что Виктор в такой беспощадной, жестокой схватке остался живым и невредимым. Тимофеев охотно бы обнял парня, да вынужден был сдерживать себя на людях. А каждая встреча с генералом наполняла сердце Виктора непередаваемой светлой теплотой: сразу вспоминался отец, его мудрые наставления. Как бы здорово было, если бы он был жив…

Самолет набрал высоту, и гул моторов стал устойчивым, менее надрывным и надоедливым.

Пятнадцатого ноября по приказу Верховного Иван Владимирович Тюленев и командующий Северной группой войск генерал Масленников вылетели в Москву с докладом.

Лететь в столицу напрямик было нельзя, отправились через Баку, Астрахань, Куйбышев. Садился самолет на временные полевые аэродромы, затерянные среди равнинных полей России.

Готовя план дальнейших наступательных операций, который Тюленев должен был вынести на рассмотрение Ставки, перебирая в памяти события минувших дней, подвергая критическому анализу итоги боев под Владикавказом, он приходил к выводу, что результаты могли быть более ощутимыми. Разумеется, если бы контрудар по врагу был бы нанесен всеми частями Северной группы, которые находились в зоне боевых действий. Можно было, конечно, и не теребить душу запоздалыми упреками — враг разбит, отброшен, понес большие потери, и, судя по всему, в ходе битвы за Кавказ наступил наконец долгожданный перелом. Тем не менее Тюленев никогда не успокаивался, если чувствовал, что были допущены ошибки, что была возможность сделать что-то лучше, результативнее.

Истомились в дороге, прежде чем под крылом самолета мелькнули тусклые посадочные огни Центрального военного аэродрома.