Костры амбиций - [38]

Но осторожность победила. Осторожность, помноженная на высокомерие. По-видимому, не надо вообще никому рассказывать, что с ним было. А уж этому субъекту — подавно.

— Понятия не имею, — отвечает он.

— Неужто сам не заметил?

Снежный человек Шерман Мак-Кой указывает своим йейльским подбородком на «мерседес» и говорит:

— Он теперь мне не понадобится до конца недели.

И, сделав поворот налево кругом, торжественно удаляется.

На улице его прохватило ветерком, и он сразу почувствовал, как промокла на нем рубашка. Влажны и брюки на сгибе под коленом. Полы разодранного пиджака перекинуты через локти. Волосы взлохмачены. Выглядит черт знает как. И сердце все еще частит. У меня есть тайна. Но чего ему беспокоиться? Ведь машину вел не он, когда это случилось — если случилось. Вот именно если. Он же не видел своими глазами, как был сбит тот парень, и она тоже не видела, и потом, это произошло в разгаре сражения, которое они вели не на жизнь, а на смерть, — и вообще за рулем была она, и раз она не хочет заявлять, ее дело.

Шерман остановился, вздохнул полной грудью и огляделся. Да, вот он, белый Манхэттен, заказник Восточных семидесятых улиц. На той стороне в подъезде кооперативного дома стоит швейцар и курит сигарету. По тротуару навстречу Шерману идут молодой человек в костюме служащего и симпатичная девушка в белом. Он что-то толкует ей взахлеб. Совсем юнец, а одет в деловой, можно сказать, стариковский костюм от «Братьев Брукс», или от «Чиппа», или от «Дж. Пресса», так и Шерман одевался в свое время, когда только поступил на работу в «Пирс-и-Пирс».

Внезапно на сердце у Шермана становится легко-легко. Чего это он переполошился? Он стоит посредине тротуара и улыбается во весь рот. Молодой человек и девушка, наверно, приняли его за сумасшедшего. А он просто настоящий мужчина, который сегодня сразился со своим природным врагом, плотоядным хищником, и голыми руками, силой духа победил. Он пробился с боем из темной дикой чащи, где на него была устроена засада, он одержал верх. И спас женщину.

Когда потребовалось выказать себя мужчиной, он повел себя как мужчина. И одержал победу. Мало того что он — Властитель Вселенной, он еще — мужчина, воплощенное мужество. Улыбаясь и напевая: «Покажите мне хотя бы дюжину бесстрашных храбрецов!» — бесстрашный храбрец, еще в поту после битвы, прошагал два квартала и поднялся на лифте в свою двухэтажную квартиру окнами на улицу Всеобщей Мечты.

5 Девушка, которая красит губы коричневой помадой

Если с шестого этажа в здании Окружного суда Бронкса подняться по лестнице еще на один марш, там рядом с лифтами имеется широкая арка, на которую не пожалели мрамора и красного дерева, поперек арки — низкая перегородка и в ней проход. За перегородкой сидит охранник с револьвером 38-го калибра в кобуре на боку. Он одновременно и сторожит помещение, и пропускает входящих. Револьвер выглядит весьма внушительно, с одного выстрела, похоже, уложит лошадь, и предназначен он для усмирения арестантов, которые в Бронксе иногда бывают буйными и жаждут крови.

Вверху над аркой — надпись огромными квадратными буквами, отлитыми из меди, что влетело налогоплательщикам Нью-Йорка в копеечку, и приклеенными к мрамору эпоксидной смолой. Раз в неделю уборщик, взгромоздившись на лестницу, надраивает буквы порошком «Семихром» и доводит надпись РИЧАРД Э. ВЕЙСС, ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР БРОНКСА до такого ослепительного блеска, на какой архитекторы Джозеф Х. Фридлендер и Макс Хозл не размахнулись даже на фасаде и в золотую пору расцвета этого учреждения полстолетия назад.

Ларри Крамер, выйдя из лифта, направился к этим бронзовосияющим вратам, чуть кривя рот в язвительной усмешке. Инициал «Э» тут означает «Эбрахам». Вейсс всегда был известен среди друзей, и близких, и политических соратников, и газетных репортеров, и телевизионщиков с Первого, Второго, Четвертого, Седьмого и Одиннадцатого каналов, и среди избирателей — главным образом, итальянцев и евреев в Ривердейле, Пелам-парке и Кооп-сити — как Эйб Вейсс. Это уменьшительное имя, которое тянулось за ним из бруклинского детства, он ужасно не любил. И несколько лет назад даже попытался было всем внушить, чтобы его именовали Диком. Попытка эта была воспринята с таким юмором, что он едва не вылетел из организации Демократической партии Бронкса под всеобщий хохот. И больше Эйб Вейсс о Дике Вейссе не поминал. Для него вылететь из партийной организации Бронкса, с хохотом или без, было все равно что очутиться за бортом парохода на рождественских катаниях по Карибскому морю. Так что Ричардом Э. Вейссом он остался только на страницах «Нью-Йорк таймс» и над этой аркой.

Охранник надавил кнопку и пропустил Крамера за перегородку. Мягкие подошвы крамеровских кроссовок, подвизгивая, зашлепали по мраморному полу. Охранник скептически посмотрел ему вслед. Опять Крамер принес свои кожаные туфли в пластиковом пакете.

Уровень роскоши убранства в Окружной прокуратуре — величина переменная. Офис самого Вейсса, где стены обшиты деревянными панелями, богаче и внушительнее, чем кабинет мэра Нью-Йорка. Начальникам отделов особо опасных преступлений, расследования, Верховного суда, Уголовного суда и апелляций тоже досталось понемногу и панелей, и кожаных или под кожу диванов, и псевдошератоновых кресел. Но когда доходит до прокурорских помощников вроде Ларри Крамера, то здесь в отделке интерьеров явно довольствовались критерием: для госслужащего сойдет.